Она открыла коробку, да так и застыла.

— Ой! Вот это да!

— Нетипичная реакция для вас, лейтенант, — усмехнулся Рорк.

Ева его не слушала. Она уже выдернула из коробки длинное черное кожаное пальто и зарылась в него носом.

— Черт! Черт!

Она повертела пальто в руках и надела на себя, пока он наблюдал. Пальто на дюйм не доставало до щиколоток. В нем были глубокие карманы. А кожа была мягкая и блестящая, как масло.

— Смотришься как картинка, — одобрительно заметил Рорк, чрезвычайно довольный тем, что Ева бросилась к зеркалу.

Пальто было мужского покроя — он специально такое выбрал. Никаких вытачек, отделок, фестончиков и других женских уловок. В этом пальто она выглядела потрясающе соблазнительно и в то же время строго. Даже как будто грозно.

— Да ладно тебе, пальто и пальто. Я его уделаю еще до конца смены, но ничего, пара-тройка боевых шрамов пойдет ему только на пользу. — Ева покружилась, и пальто взметнулось вокруг ее ног. — Классно! Спасибо!

— Всегда рад услужить.

Ева подошла к нему и поцеловала в губы. Рорк просунул руки под пальто и обнял ее. «Господи, до чего же хорошо вернуться домой!» — подумал он, но сказал другое:

— Тут есть куча внутренних карманов на тот самый случай, если кому-то понадобится спрятать оружие.

— Класс! Бакстер изойдет на дерьмо, когда я войду в этом прикиде.

— Ну, спасибо, умеешь ты найти нужные слова.

— А что я такого сказала? Нет, правда, классная вещь! — Ева еще раз поцеловала его. — Мне очень нравится. Ну, все, я пошла.

— Увидимся вечером.

Рорк проводил ее взглядом и подумал, что она похожа на древнюю воительницу.

Поскольку она пришла на работу чуть ли не за час до начала смены, Ева решила сперва заглянуть в кабинет доктора Миры. Как она и ожидала, Мира была на месте, а вот ее свирепой секретарши не было.

Ева постучала по открытой двери кабинета.

— Извините.

— Ева? Разве у нас назначена ранняя встреча?

— Нет. — Ева заметила, что Мира выглядит усталой. И грустной. — Я знаю, вы обычно приходите пораньше, чтобы разобраться с бумагами до начала работы. Извините, если помешала.

— Ничего страшного, входите. Вы по поводу Уил-Фрида?

— Хотела кое-что у вас спросить. — Ева чувствовала себя паршиво оттого, что приходится вести этот разговор с Мирой. — Посоветоваться насчет отношений между врачом и пациентом. Вы храните дела?

— Разумеется.

— Но, помимо работы на департамент, у вас есть еще и частная практика, консультирование, лечение и так далее. Вы ведете некоторых пациентов годами.

— Да, все так.

— И как вы храните дела?

— Я вас не совсем понимаю, Ева.

— Вы кодируете свой компьютер от несанкционированного доступа?

— Безусловно. Все файлы пациентов строго конфиденциальны. Это касается частной практики. Ну а к делам сотрудников департамента имеют доступ только те, кому положено.

— Ну а сами дискеты с файлами? Они тоже закодированы?

— Я ввожу дополнительный пароль для некоторых данных, если нахожу это необходимым.

— Вы пользуетесь шифром для записей?

— Шифром? — На этот раз Мира улыбнулась. — Это уже отдает паранойей, вы не находите? Вы опасаетесь утечек с моей стороны, Ева?

— Нет. Ну а если это не паранойя, зачем еще врачу вводить пароль в компьютер, дополнительный пароль для дискет и кодировать сами данные на дискетах?

Улыбка исчезла с лица Миры.

— Я предположила бы одно из двух: либо этот врач работает на такую структуру, которая требует подобной секретности, либо сами данные являются сверхсекретными. Можно предположить, что у врача были причины подозревать кого-то в попытке получить доступ к этим данным. Или документированная на дисках работа носила строго экспериментальный характер.

— Незаконный?

— Я не говорила этого.

— А вы могли бы так сказать, если бы не знали, что я говорю об Айконе?

— Повторяю, существует множество причин, которые могли заставить его закодировать данные.

Ева села без приглашения, чтобы ее глаза были на одном уровне с глазами Миры.

— Он давал пациенткам номера вместо имен. Все они были женщинами, все в возрасте от семнадцати до двадцати одного. По его специальности — то есть по пластической хирургии — почти ничего. Их всех тестировали и оценивали по таким параметрам, как познавательные способности, владение языками, художественные таланты, физические данные, спортивная форма. В зависимости от их успехов и достигнутого уровня проводимые с ними процедуры — какие именно, не уточнялось — либо продолжались, либо прерывались. Если они продолжались, все заканчивалось «размещением», и на этом каждый файл обрывается. Что это может значить?

— Не могу сказать.

— Ну, хоть предположите.

— Не мучайте меня, Ева. — Голос Миры задрожал. — Прошу вас.

— Ладно. — Ева вскочила на ноги. — Еще раз извините.

Мира лишь кивнула головой, и Ева поспешила оставить ее одну.

По пути в отдел убийств Ева вытащила из кармана сотовый. Было еще довольно рано, но она решила, что у врачей, как и у копов, фиксированного расписания нет. Поэтому она без зазрения совести разбудила доктора Луизу Диматто.

Луиза зевала вместо приветствия.

— Есть вопросы. Можем сейчас встретиться?

— Выходной. Спать хочу. Уйди. Далеко-далеко.

— Я к тебе приеду. — Ева проверила время. — Через полчаса.

— Я тебя ненавижу, Даллас.

Изображение на экране видеотелефона дрогнуло, потом рядом с личиком Луизы появилось красивое и заспанное мужское лицо.

— Я тоже!

— Привет, Чарльз. — Чарльз Монро был профессиональным половым партнером, но с Луизой его связывала настоящая любовь. — Через полчаса, — повторила Ева и отключилась, пресекая дальнейшие споры.

Она повернула обратно, решив, что будет проще подобрать Пибоди возле ее дома. Когда лицо Пибоди появилось на экране, волосы у нее были мокрые, и она прижимала к груди полотенце.

— Заеду за тобой через пятнадцать минут, — сказала Ева.

— Кто-нибудь умер?

— Нет. По дороге объясню. Просто будь… — Тут она увидела Макнаба, явно вышедшего из душа, и возблагодарила бога за то, что видеоэкран режет картинку как раз на уровне его груди. — Через пятнадцать! И ради всего святого, научись блокировать видео!

«Пибоди ухитрилась принять полную боевую готовность через пятнадцать минут», — с удовлетворением заметила Ева. Она стремительно выбежала из дома в своих дутых кроссовках, которые предпочитала всем другим видам обуви. В этот день они были темно-зелеными под цвет куртки в белую и зеленую полоску.