продолжение целого года оленьи рога, которые шаман в виде табуна отсылает к умершему[257]. Когда вотяки совершают жертву кутскоп, т. е. начало годичных жертв, то не забывают и предков, жертвой которым служат выводимые на задворки остатки еды. 2 июля у тех же вотяков происходит девятое земледельческое торжество, посвященное памяти предков и называемое кусо-азьевиро, что значит «поминовение предков перед сенокосом». Во время пира, происходящего после открытия сенокоса, на столы кладется столько ложек, сколько их есть в доме; ложки, лишние против числа наличных членов семьи, предназначаются для невидимого употребления их предками… По окончании молитвы старший берет рюмку с кумышкою и говорит: «Будьте здоровы, о Инмар, Кылдысин, Кваз, воршуд Удья! И вы, прежде жившие отцы, матери, дяди и дети, все вместе приходите есть-пить и будьте здоровы! И вы также, дети мои, все будьте здоровы!» Но окончании стола стряпуха и старший в семье собирают все оставшиеся кости, а равно и кашу в какую-нибудь старую изношенную чашку, и мужик относит все это куда-нибудь в угол, за чум, где все и поедается собаками. Чем скорее будут съедены эти остатки собаками дочиста, тем угоднее предкам была принесена жертва и тем лучше чувствуют они себя теперь на том свете, но особенно бывают рады вотяки, когда из-за этих выброшенных остатков начинается между собаками грызня, так как это доказывает, по их мнению, что покойники наслаждаются полным счастием[258]. Кроме домашних поминок вотяки едут с семьями в леса и поминают усопших под елями и соснами. Здесь они закапывают в землю пищу и кумышку, вызывают любимых усопших; причитают и жалуются на горькую долю[259]. К этим примерам из верований русских инородцев достаточно будет прибавить немногие образчики культа предков у других народов земного шара. Кафры ама-хоза исключительно обращаются с жертвами и молениями к имишологу, духам умерших. Главными духами почитаются покойные вожди никози, от которых зависят молнии[260]. У готтентотов дамара одною из форм почитания умерших является периодическое их оплакивание[261]. Карены приносят духам, называемым мухас, жертвы; они относятся к ним с любовью и уважением, так как видят в этих духах своих родственников и предков, вознесшихся на небо и живущих там в городах под управлением особого царя. Предки считаются творцами живущих поколений[262]. Жители острова Тимор обращаются к духам умерших как посредникам между людьми и низшими богами, живущими в звездах[263]. У народа натта на острове Суматра в случае смерти раджи производятся в честь его души празднества. Если душа умершего недовольна своими поминками, то она мстит за это различными болезнями[264]. Даяки на острове Борнео сохраняют головы предков в ящике и, открывая его по временам, окуривают и умащают их. В одной местности они поклоняются духу великого даякского вождя прежнего времени. Эти дикари не едят рогатых животных, будучи убеждены, что в них прежде обитали души предков[265]. Тагалы на Филиппинских островах, несмотря на преданность католицизму, сохраняют от времен языческих особенное уважение к душам умерших. Суеверные туземцы вечером оставляют на столе немного пищи, чтобы духи умерших могли насытиться. Во многих деревнях они просят души своих предков о даровании благополучного исхода начатой работы. Большие деревья, горы причудливой формы, считаются жилищами духов предков. Срубая подобное дерево, тагалы извиняются перед духом и говорят: «Мы так поступаем по приказанию падре, т. е. священника, а не по своему желанию»[266]. У полинезийцев духи умерших родителей, братьев, сестер, детей, назывались ораматуа, они чрезвычайно раздражительны и жестоки и нуждаются в умилостивительных жертвах. Главными ораматуа считались духи особенно кровожадных воинов и могущественных вождей. Черепам покойных вождей воздавалось особое поклонение[267].

Природа неорганическая и органическая и даже сам человек – все проникнуто в глазах шаманистов одним и тем же началом. Такое миросозерцание в последнее время принято называть анимизмом. Тайлор определяет его как тот minimum религиозных представлений, с которого начинается религиозное сознание; это – первоначальная вера в духовных существ. Теория анимизма распадается у знаменитого английского этнографа на два учения, образующие отдельные части одной последовательной доктрины. Первое обнимает души индивидуальных существ, сохраняющие свое бытие после смерти или разрушения тела; второе относится к другим духам, начиная низшими и кончая могущественными божествами[268]. Самая грубая форма анимизма называется фетишизмом. Многие мыслители придавали ей слишком обширное значение и даже образовали целую особую стадию в развитии религии, смешивая в этом случае ее с анимизмом. Известно, какое широкое применение фетишизм получил у Огюста Конта в его позитивной философии. Французский этнограф Жирар де Риалль в своей сравнительной мифологии всем явлениям, предшествующим мифологической эпохе, связанной с полным развитием политеизма, придает одно общее наименование фетишизма[269].

Мы вполне согласны с Оскаром Пайпелем, который восстает против теории, отождествляющей древнейшие формы в развитии религиозного сознания с фетишизмом, хотя нельзя при этом не упрекнуть немецкого этнографа в излишней осторожности, которая доводит его до некоторой неясности в формулировке его собственных воззрений на различные фазы в развитии религии у диких народов[270].

То, что говорит Тайлор о фетишизме, отличается осторожностью и определенностью. Он рассматривает фетишизм как развитие тех же начал, которые можно наблюдать при изучении теории обладания предметов и явлений природы различными духами. Португальцы, познакомившись в Западной Африке с поклонением, воздаваемым неграми различным предметам, как то деревьям, растениям, кускам дерева, идолам, животным, сравнили эти предметы с амулетами или талисманами и назвали их festiço, т. е. «чары», и таким образом, по мнению Тайлора, фетишизм составляет одну из областей анимизма и заключает в себе учение о духах, воплощенных в известных вещественных предметах или связанных только с ними или даже оказывающих при их посредстве свое воздействие на людей. Фетишизм, таким образом, совершенно незаметно в дальнейшем своем развитии переходит в идолопоклонство[271]. Идолы составляют явление, относящееся к переходному состоянию. Эти вещественные изображения дают возможность дикому человеку облечь в материальные формы его смутные представления о высших существах. У низших племен они совершенно отсутствуют[272].

Даже из тех немногих фактов, которые были приведены в настоящем очерке миросозерцания шаманистов, можно подметить неясно выраженный дуализм. Чем ниже культура, тем этот дуализм неопределеннее. Вполне понятно, что точное представление о двух началах, добром и злом, может быть проведено только в языческих религиях, достигших степени совершенно развитого политеизма, когда божества имеют резко очерченные образы и существует приведенная в строгую систему мифология. Ревилль справедливо замечает по поводу африканских негров, что их духи не могут быть названы ни абсолютно добрыми, ни