Здесь ветер дул не так сильно, как на открытой местности, но все равно иной раз налетавшие порывы его были столь сильны, что приходилось отворачивать лицо. Кончилось бабье лето, теперь зарядят дожди, долгие и нудные, по небу неделями будут плыть низкие облака, а теплые деньки, если и выдадутся, то все равно хмурые и унылые.

Привольнов дошагал до середины парка. Здесь был разбит громадный круглый цветник, от которого в разные стороны, словно лучики от солнца, расходились дороги. На пятачке в начале одной из аллей стояла группа женщин. Вокруг них крутились несколько малышей, стояли прогулочные коляски. Судя по скромной одежде дам и дорогим нарядам малышей, а также их шикарным транспортным средствам, женщины были нянями детей состоятельных родителей.

Жорик в нерешительности остановился. От группы женщин отделилась невысокая худенькая блондинка лет тридцати пяти и направилась в его сторону. По мере приближения женщины Привольнов понял, что в определении ее возраста он ошибся. Блондинке было лет на десять больше. Просто сохранилась хорошо. Однако кожа на ее довольно симпатичном лице уже увядала, особенно заметна сеточка морщин была на шее. И тем не менее блондинка все еще была привлекательна.

Женщина остановилась неподалеку от Привольнова.

– О вас Мирослав по телефону говорил? – спросила она высоким девичьим голосом.

Привольнов подошел ближе.

– Да, а вы Марина?

– Верно. Подождите минутку… Максим! – крикнула она, обернувшись к носившимся малышам. – Макси-им! – Однако никто из детей на ее зов не откликнулся. – Я сейчас.

Марина пошла к детворе, а вскоре вернулась, неся на руках мальчишку примерно двухгодичного возраста. Пацан был потешный – большеглазый, большеротый, курносый. Разгоряченный беготней, он вертелся на руках и никак не хотел сидеть спокойно.

– Я вас слушаю, – сказала Марина.

– Дядя, дядя! – потянул мальчишка к Привольнову ручонки.

Жорик взял ребенка за руку и легонько потряс.

– Эй, малыш, – сказал он весело. – Как дела?

Но мальчишка уже потерял к нему интерес, он отвернулся, улегся на плече у няни и задрыгал ногами.

– Не обращайте внимания на его выкрутасы, – посоветовала Марина. – Говорите.

– Я вот о чем хотел вас спросить. – Привольнов пытался сосредоточиться, ибо мальчишка отвлекал его. – Где вы были двадцать второго августа в седьмом часу вечера?

Нянька посмотрела недоуменно.

– О господи, я что-то не пойму, о чем вы.

– Попытайтесь вспомнить. В тот день у вашего хозяина пропал диск.

– А-а. – Лицо Марины тотчас омрачилось. – Опять диск. Он что, в краже меня подозревает?

– Да нет как раз. Вы же были все время на виду с ребенком. Просто нужно сразу отмести несерьезные версии и взяться за основные.

– Вы что, сыщик? – полюбопытствовала Марина.

– Вроде того, – усмехнулся Привольнов.

Парень извертелся у няньки на руках. Она, в конце концов, не выдержала.

– Макс, сладу с тобой нет!.. Давайте-ка я посажу его в коляску, – сказала она Жорику. – В ней он будет сидеть спокойно. А мы погуляем и поговорим.

Не дожидаясь согласия Привольнова, она подошла к стоявшим в куче нескольким коляскам, посадила в одну из них мальчишку и покатила ее по аллее. Максим успокоился и стал смотреть по сторонам. Жорик догнал няньку, пошел рядом с ней.

– Почему вас интересует именно начало седьмого? – спросила женщина.

– Я не могу ответить на этот вопрос, Марина, – с сожалением отозвался Привольнов. Ему не хотелось лишний раз пересказывать историю убийства жены. – Поговорите с Мирославом. Если он сочтет нужным, он вам объяснит, что к чему.

– Ну, хорошо, – не стала настаивать нянька. – Я так и поступлю. Итак, вы хотите знать, что я делала в интересующее вас время? Я прекрасно помню. Тот злополучный день навсегда врезался в мою память. Это был кошмар. Когда Мирослав узнал о пропаже диска, он пришел в ужас. И было с чего. От того, найдется диск или нет, зависит вся его дальнейшая судьба. Все, кто находился в квартире, попали в дурацкое положение. На нас пало подозрение в краже. Однако никого конкретно Мирослав обвинить не мог. Милицию он, опасаясь огласки, вызывать не стал. Мы провели обыск – тщетно. Диск как в воду канул. Погоревали, погоревали, а в половине шестого все стали расходиться. Ушли приятели Мирослава, потом в салон красоты отправилась Вика, а я с Максимом пошла гулять. Гуляли примерно до семи часов.

Жорик скосил глаза на спутницу.

– Есть свидетели, что вы гуляли именно в это время?

– Есть, конечно, – спрятав лицо от порыва ветра, ответила Марина. – Вон, подруги-няньки стоят. Они подтвердить могут. Но пойдемте назад, мне домой пора мальчишку везти.

Женщина развернулась и покатила коляску в обратном направлении. Развернулся и Привольнов.

– Мы можем попросить их подтвердить ваше алиби?

– Конечно. Только как-то неудобно получается, – произнесла Марина. – Меня вроде как в краже подозревают… Но да ничего, переживем. Идемте, я вас с няньками познакомлю. Они нормальные девки.

Привольнов и Марина приблизились к группе женщин. Было их четверо. Все разного возраста. Воспитанники тоже были разного возраста – от лежавшего в коляске малыша до пятилетнего бутуза. Среди ребятни были как мальчики, так и девочки.

– Детсад на прогулке! – заявил Привольнов, останавливаясь рядом с Мариной напротив женщин. – Добрый день!

Няньки с любопытством уставились на Жорика и нестройно ответили:

– Здравствуйте!

– Познакомьтесь, – сказала Марина и вдруг удивленно посмотрела на Привольнова: – А как вас зовут?

– Георгий.

– Георгий, – подхватила Марина. – Частный сыщик, девочки. Его интересует, – говорила она в шутливой форме, – где я была двадцать второго августа в седьмом часу вечера.

– А его не интересует, где ты была пару недель назад в двадцать два часа две минуты? – в тон ей ответила высокая дама с маленькой головой и скошенным подбородком.

– Или прошлой ночью? – поддакнула пигалица с вызывающим макияжем. – Ты же, Марина, дневник ведешь, в котором записываешь, как провела свой день по минутам.

– Нет, девочки, если серьезно, – произнесла Марина, – то вы тот день хорошо помнить должны. Тогда я расстроенная пришла. У моего хозяина диск с кое-какой информацией пропал.

– А-а, как же, помним, помним, – сказала пампушка лет тридцати пяти с широким крестьянским лицом и вдруг кинулась к воспитаннице, полезшей в лужу. – Оксана нельзя! – Она подхватила девочку, притащила к стоявшим группой нянькам и Жорику и поставила на землю. – Ты в тот день сама не своя пришла.

– А вы можете утверждать, что был седьмой час? – вставил Жорик.