Потом свернули в здоровенный завод какой-то, всё настежь и вообще ни души. Тоже пробомблённый, но корпуса в основном стоят. Между ними ветерок мусор таскает. Вышли из внедорожника, а вокруг тихо, пусто, как вымерло. Заходим в какой-то корпус, длиннючий вроде стадиона и – тишина. Он гаркнул – эхо прокатило, и опять тихо. Тут вижу, возле рельсы на путях залёг кто-то. Я ойкнула, а мой ствол выхватил, пригляделся и грит: «Не, этот уже отбегался».

Подхожу и точно – труп, и не новый, месяца два лежит, когда ещё начинались бои за город. Вонь жуткая. Я хотела с камуфляжки у фашиста наклейку с группой крови отодрать. Голубенькая, не как у наших. Он как заорёт: «Идея!» и – побежал из корпуса. Я – следом, а он уже обратно прёт в рабочих перчатках и с топориком, что у него в багажнике на случай шашлычка на лоне.

Добежал до мёртвого и топориком по шее ему – хрясь! Отмандячил голову, за ухо ухватил и – на выход тащит. А оно оторвалось, кожа клочьями висит, а голова по цементному полу катится. Он догоняет, двумя руками ухватил и дальше прёт на вытянутых.

– Ты аххуел? – грю.

– Не ссы! Знаю, что делаю.

Нарыскал кусок целлофана мусорного, завернул.

– Ничё, времени хватает, – грит, – успею. Я эту технологию в Африке освоил.

Вопщим на том шоу-собрании он выступал с обскоблённым черепом в руке. Череп – белый, рука – в перчатке чёрной.

– Чё? – грит, – Йорик? Помогли тебе твои ляхи? Так и всем вам, фашистам, будет.

Ещё чёт побазарил там и даже стишки прочёл, личного производства. Ну говорю ж, романтик, бля.

Вечером в гостинице я его спрашиваю:

– Чё ты за херню нёс? Йорик? Ляхи?

– Кто при понятиях – поймёт. Это Шекспир с Гоголем.

– А стишки нахера? Фуфло полное. Как пацан.

Вот когда первый раз в наших отношениях он меня ударил. Поддатый крепко был. Допизделась на ночь глядя…

…потом вернулись уже на свой фронт. Помирились. Девушке нужна в жизни крыша, даже если романтика протекает. А из инета он скачал запись, как на том шоу с Йориком выпендривался. Романтик ему стишки читает, а череп скалится в ответ…

Через пару дней Утёс заскакивает, рожа хмурая вся такая, грит:

– Батяню завалили.

У меня аж звон в ушах пошёл:

– Ты чё гонишь?

Он пожал плечами:

– Отвезли в госпиталь в блок реаниматор.

Я – туда, а он лежит, не смотрит. Белый-белый весь и трубками утыкан, а над головой эта хрень попискивает. Всё как в сериалах. Целые сутки пищала.

Кто ставил Батяню на колени и казнил выстрелом в затылок – так и не нашли. Може зэки, у которых на Конторских большой зуб, в атаках спецы остаются за спиной и мочат зэков, если кто обратно побежит. Может кавказцы, он пару раз их материл, стволом вымахивал. Может армейские или свои даже, после того как фашисты за голову Батяни 4 миллиона долларов назначили, но чтоб одна только голова, остальное нахер ни к чему. Они ж тоже интернет смотрят. Так может и позарился кто на награду. Только голову отрезать не успели, спугнуло их что-то.

Солдатик из патруля комендатуры случайно заскочил поссать в развалине, где его тело валялось на снегу. Нет, ни по горячим следам, ни в дальнейшем, так никого и не нашли. Или не захотели…

И вот сижу я потом в багажном вагоне над гробом цинковым, уже вся в чёрном, камуфляжка только на двух амбалах из Конторы, тоже сидят, чуть в стороне, стволами обвешанные. Из-за тех 4 лямов анонимного приза за голову его, отдельно, без всего остального, приставили охрану гроб сопровождать, на всякий. Угрюмо сидят, помалкивают, но с уважением, потому как вдова легендарного спеца из элитной Конторы везёт его в последний путь.

Ну а меня на разговоры с ними и не тянет. Под стук колёс раскачиваюсь как и весь этот грёбаный состав, сижу, а на амбалов забила, и на гроб не смотрю, а тот, сука, комок тихонько рассасывается, а в голову что попало лезет. Ну допустим, если б охрану как-то грохнуть, смогла б я с его головой слинять? 4 ляма зеленью, не шутка.

Чёт книжка вспомнилась, что мне в 9 классе Нинка давала почитать. Вот мы дуры были! Целки наивные, книжки какие-то читали. Итальянский секс, рассказы. Там её братья зарезали её любимого, так она ему голову оттяпала и всю жизнь держала при себе. Земли в большой горшок насыпала, закопала, а сверху цветок. Пышный получился. А, да! Точно! Бакаччо какой-то написал, Декамероном называется.

Теперь-то и вспомнить смешно, книжки, записочки на уроках передавали, на вечеринках в спортзале школы играли в ручеёк. Он тебя за ладошку – хвать и тянет в тот туннель из рук поднятых, а все галдят, смеются, и голова кружится, а в конце распрямишься, встанешь, рука в руке подняты и – хорошо, никуда спешить не надо, впереди вся жизнь… Блять!. Где?!

…короче, явилась я куда условлено. Над входом в здание название Конторы, буквы здоровезные, не спутаешь, штаб-квартира ж, бля. Но секретутка перед нужным кабинетом мне, сука, мозги делать начала: “Он на совещании!”

– Ты, крыса тыловая! Мне назначено!

Вопщим лахудра своему айфону грит:

– Виктор Евгенич, тут к вам по списку… да… но не совсем адекватная…

А сучка до того ж тупая бестолочь, что не врубается громкую связь переключить и я слышу:

– Простите Евгень Палыч, там Батяни пыпыжонка нарисовалась свои полстольника выгрызать…

Конец связи. Жду, бля, куда денешься.

А те пара амбалов от гроба аж до самой печки не отходили, на всякий. Сэкономили 4 миллиона анонимному заказчику. Почётный, бля, караул.

Батянин папаня, развалюха лысая, но при галстуке и свежепобритый, морду от меня воротит. Ну принесли ту урну с пеплом, ему вручили типа кубок спортивный, а меня тут вааще и нет как бутта. Правда, когда уж выходила, то со всех боков местные папарацци пофоткали во всю, в глубокой скорби и умеренном декольте. Ещё три года жизни за спиной…

Минут через 15 притопал тот хряк с которым встреча назначалась – щёки до подмышек, брюхо до колен. Прошёл к себе, потом секретутке звякнул – запускай. Ну захожу я, он своё ожирение уже за стол усадил в кресло шириной как диван. И начинает мне вещать с того диван-кресла:

– Давай без лишней туфты. Штамп ЗАГСа в паспорте предъявить можешь? Ну так чё дёргаешься? Не пурхай – живее будешь. Врубилась или как?