Она надолго замолчала. Что-то было такое в ее лице, отчего у меня сжалось сердце. Под влиянием проникновенного голоса Лили-Беллы, этого странного момента, очень похожего на некое откровение, я вдруг решилась задать вопрос, который давно меня мучил:

— А как ты умерла?

Лили-Белла грустно усмехнулась.

— Я уж думала, что ты никогда не спросишь.

Она повернулась ко мне, без стеснения задрала вверх топик, явно позаимствованный с витрины магазина или чужого шкафа. Я ахнула — в груди Лили-Беллы зияла незаживающая рана. Выглядело, мягко говоря, не очень.

— Громкое было дело, — вполголоса сказала она, опуская топ. — В Анвари тогда орудовал маньяк, я стала его третьей жертвой. Его поймали, но… жизни мне это не прибавило. Из-за него я лишилась возможности видеть цвета и сны, чувствовать вкус шоколада и ощущать тепло человеческих рук.

— Так ты не отсюда?

— Нет, я всю жизнь прожила в Анвари. С тех пор, как умерла, не могла больше там оставаться. Приехала сюда — на первом же автобусе. — Лили-Белла улыбнулась, похлопав по спинке сидения перед ней. — Мне здесь понравилось, и я решила остаться. Жизнь вечной путешественницы — не для меня. Я с трудом завожу друзей — и среди живых и, тем более, среди мертвых. Люди сумрака, знаешь ли, весьма специфический народ.

— А… твои родители? — нерешительно спросила я. — Они остались там?

— Они ушли раньше. Я была сиротой, приютской. Когда попала на Ту Сторону, конечно, попыталась их найти — большинство сумрачников видят нити, связывающие их с родными и близкими. А мои оказались оборванными. Неудивительно, если учесть, что родители отказались от меня, едва я родилась. Я не была неизлечимо больна или… не знаю…. уродлива. Они просто не хотели детей — я была для них ошибкой.

— Ты это знаешь или думаешь? — не поняла я.

Лили-Белла не ответила. Отвернувшись к окну, она смотрела куда-то вдаль. И правда: какая разница? Самым близким ее людям нет дела до нее, так важно ли, почему так случилось?

Именно тогда я вдруг поняла, насколько Лили-Белла была одинока.

Настоящее

Когда Франческа упорхнула свободной птицей, взявшей курс на Импагро, я вернулась домой. Лори сидела за столом с включенной лампой и настолько погрузилась в чтение, что даже не заметила, как я вернулась.

— Почему не встречаем? — деланно суровым тоном спросила я. Не выдержав, расплылась в улыбке, когда Лори метнулась ко мне, едва не опрокинув по дороге стул. Подлетела ко мне, радостно повисла. Присев, я уткнулась лицом в мягкие волосы, изумительно вкусно пахнущие клубничным шампунем. В такие моменты я жалела, что не могу позволить себе работать дома, чтобы расставаться с Лори только на несколько часов ее школы. Я знала, что многие соседи осуждают меня — слишком часто мать Лори заменяла Эстер — худосочная блондинка, лелеющая мечту однажды стать известной моделью.

Я уложила дочку спать, подоткнула одеяло. Мама никогда не делала этого, казалось бы, такого простого жеста. После фразы: «Пора спать» я просто ложилась в кровать, выключала свет и еще долго ворочалась в мучительных попытках уснуть. С Лори мы давно завели традицию разговаривать перед сном — вспоминать какие-то особые моменты, произошедшие за день. Этим нехитрым ритуалом я хотела научить дочь ценить жизнь в мелочах.

Вот только порой казалось, что она куда лучше обладает этим умением, чем ее собственная мать. Неизвестно, кому из нас у кого нужно учиться…

— Сегодня я видела белку! — с сияющими глазами сообщила мне Лори. — Она сидела на ветке на двух лапках и что-то быстро-быстро ела. Так забавно! Еще Онари сказала мне, что я хорошая подруга — я не рассказала ее секрет никому, как и обещала!

— А мне расскажешь? — прищурившись, заговорщицким шепотом сказала я.

Милая мордашка погрустнела, лобик сморщился, но Лори все же помотала головой.

— Молодец, — улыбаясь, сказала я. — Ты и впрямь хорошая подруга.

Пожелав Лори спокойной ночи, я закрыла за собой дверь. Пожелание не было дежурным — я действительно надеялась, что сегодня обойдется без кошмаров.

Надежды не оправдались. Я до трех утра караулила сон дочери, прислушиваясь к каждому звуку, раздающемуся в ночи. Все-таки заснула, чтобы проснуться спустя несколько минут от истошного крика Лори.

Она снова ничего не помнила. Когда я разбудила ее, она лишь растерянно поморгала.

— Что-то случилось? — сонно пробормотала она.

— Нет, зайчонок. Спи.

Я поцеловала ее в теплую щечку, ощутив на губах солоноватых вкус. Лори послушалась и уже спустя несколько минут тихо сопела. Ненормальные это кошмары, если не помнишь ни их самих, ни даже сам факт, что тебе они снились. Я чувствовала себя марионеткой — я могла лишь наблюдать, как терзают мою дочь, но была совершенно бессильна что-либо сделать.

Если только Франческа не найдет этих чертовых Зеро.

Я вернулась к себе, прекрасно осознавая, что уже не усну. Проворочалась до рассвета. В голове крутился ворох мыслей и воспоминаний, чужие, едва знакомые и родные лица — Эмили Монаган, Шейла Макинтайр, Франческа, Лори с мокрыми от слез щеками и без тени страха в глазах.

Безумная карусель угомонилась, лишь когда я выбралась из кровати и, разбитая и злая, встала под душ. Мощные холодные струи быстро привели меня в чувство. Забравшись в кровать с ноутбуком и чашкой свежесваренного кофе, я набрала в поисковике имя Шейлы Макинтайр.

Уже спустя несколько минут я убедилась в собственной правоте — одновременно с растущим успехом Эмили на писательском поприще жизнь ее сестры начала стремительно катиться вниз. Единственное, в чем я ошиблась — роль в «Дикой Охотнице» не стала для нее последней. В год, когда объявили о закрытии сериала, некогда снискавшего безумную популярность, Шейле предложили роль роковой красотки в фильме «На краю мира». Фильм провалился в прокате, критики разнесли его в пух и прах — как утверждали антифанаты Макинтайр, во многом благодаря ее заслуге. Хейтеры называли ее блеклой тенью прежней Шейлы и просто бездарной актрисой.

За первым провалом последовал и второй. Спустя несколько месяцев после показа «На краю мира» на экраны вышел фильм «Безумные», где Макинтайр вместе с коллегой по «Дикой Охотнице» Мартином Омсом сыграли влюбленную пару вне закона. Фильм вышел поудачнее прежнего, но игру Макинтайр называли откровенно слабой, дилетантской, а экранную любовь героев — совершенно неубедительной. Интернет пестрел сообщениями примерно одинакового содержания — «какого черта Шейла играет так, будто впервые оказалась перед камерой?!» или «Мартин — умничка, но Шейла…» и далее — в зависимости от уровня воспитанности комментатора.

Потом стало хуже. Роли в кассовых фильмах Макинтайр больше не предлагали. Видимо, от безысходности и безумной боязни исчезнуть с экранов, она перешла на второсортные фильмы. Сначала малобюджетный (и малосодержательный) боевик, где сыграла жертву похитителей и впоследствии подружку главного мачо, который, разумеется, героически ее спас, полфильма пробегав с размазанной по щекам тушью. Потом Макинтайр досталась роль в эротической драме, где от нее требовалось разве что вовремя скидывать с себя ту или иную деталь одежды. И пошло-поехало — за первой эротикой последовала вторая, затем третья, а затем… долгих пять лет, когда о Шейле Макинтайр ничего не было слышно.