– Ага. – Я постелила ему на полу одеяло, кинула вторую подушку и уже в полудрёме протянула руку и провела кончиками пальцев по лицу от лба до губ. – Снов без сов.

И аж проснулась от смущения, осознав, что повторила жест, которым желала Арию доброй ночи. Отдёрнула было руку, но Касинель перехватил её и требовательно сжал:

– Почему ты так сказала? Именно эти слова?

– Не знаю, – я нервно высвободила пальцы, слегка подивившись его столь бурной реакции, – просто дурацкая семейная присказка на ночь.

– Без сов… – повторил Касинель, – что-то такое знакомое…

Во избежание дальнейших расспросов я поскорее забралась в постель и перевернулась на другой бок. Хорошо, что мысли слипались от усталости, иначе бы точно полночи ворочалась, вспоминая неловкую ситуацию и теплоту губ под пальцами.

Но покоя мне не было и во сне. В нём я гонялась вокруг башни за одноухим псом и пыталась отнять у него кольцо в виде соски – одно из тех, что продают в отделах со сладостями: пластиковый ободок и огромный леденцовый изумруд со вкусом дюшеса. А птицы с янтарными глазами галдели и подбадривали меня. Мимолётно проснувшись, я увидела смятое одеяло на полу и пустую комнату, но, не в силах сопротивляться зову сновидений, снова провалилась в их объятия. Как ни странно, всё продолжилось с прерванного момента. Пёс внезапно прекратил беготню, поднялся на задние лапы и двинулся мне навстречу, на ходу превратившись в Варлога. Дыхание перехватило – такой он был красивый в своём сказочном костюме с плащом и шпагой на боку. Глаза сияли чёрными бриллиантами, с каждым шагом принца заполняя мой мир, пока не заслонили его целиком.

Отвернуться, бежать! Но тело не повиновалось, поэтому я только зажмурилась, а в следующий миг губы обжёг знакомый поцелуй со вкусом леса, горячей стали, пшеницы и дыма. Я тонула и терялась в нём, утаскиваемая в сладкую бездну. Птицы внезапно поднялись в воздух, превратились в одинаковых воронов в кольчугах и закружили над нашими головами так быстро, что образовали блестящее кольцо.

В ушах раздавался треск их костяных крыльев, а упоительный поцелуй высасывал волю, не позволяя пошевелиться. Он прервался, как и в прошлый раз, внезапно, оставив внутри ощущение пустоты и жажду добавки.

– Благодарствую, ведьма, – прошелестели над ухом, и вороны со стуком упали на землю.

Я распахнула глаза в тот самый миг, когда Морок вылетал в окно с дневником Имельды в когтях.

– Нет! Касинель, тетрадь!

Выпрыгнув из кровати, я вцепилась в другой конец дневника. Схватка с инфернальным вороном вышла жаркой, но короткой. Охотник очутился рядом как раз вовремя, чтобы предотвратить моё выпадение из окна.

Мы оба рухнули на пол – вернее, он на пол, а я на него, – прижимая к груди то немногое, что удалось спасти. Оставалось только бессильно наблюдать, как Морок исчезает в лиловом предрассветном небе, энергично работая крыльями и злорадно каркая. Клюв у него изредка заедал. Я поднялась, неверяще перебирая жидкую стопку из трёх-четырёх листов.

– Как это могло произойти? Откуда принц узнал про дневник? – Я хлопнула себя по лбу. – Вот шляпа! Наверное, он всё это время следил за мной через Морока!

Касинель поднялся, растирая плечо, в которое пришёлся укол моего локтя, и яростно ударил кулаком в стену:

– Повинен в том лишь я один, ведьма!

Что-то в его тоскливом взгляде вкупе с воспоминанием о пустом одеяле на полу и о том, как внимательно он рассматривал рисунок замка, заставило меня подозрительно прищуриться:

– Ты ведь ездил туда, да? Несмотря на моё предостережение и наш договор, решил-таки проверить башню?

Он сокрушённо кивнул.

– В твоей власти наказать меня, ведьма.

Я представила, как Варлог прятался в стене и потешался, наблюдая за Касинелем, бродящим по развалинам в футболке с рентгеном грудной клетки и старых дедушкиных шортах. А потом пробрался в мой сон, чтобы помочь Мороку украсть дневник и… поцеловать меня. Пальцы невольно коснулись губ, ещё хранивших ощущения, от которых по телу порхали тёплые бабочки. Хотя чувствовала я себя весьма уставшей. Будто и не спала вовсе.

– Что с тобой? – вмешался в лиричные воспоминания Касинель. – У тебя щёки красные и рот распух.

После его слов лицо запылало с удвоенной силой.

– У меня часто губы во сне… пухнут. Реакция такая на сон. И на всё остальное. Добро пожаловать в двадцать первый век: краситель на консерванте сидит и улучшителем погоняет, плюс стрессы, глобализация, плохая экология, а результат – на губах.

Я правда не знала, как объяснить произошедшее. Ведь принца в комнате не было, он послал за дневником своего приспешника-ворона, но воспоминания казались такими яркими и… настоящими! Может, это нечто вроде поцелуя на расстоянии? Какое-то колдовство. Общаются же теперь люди, живущие за много миль друг от друга, через скайп. В Средние века его ещё не было, приходилось по-другому выкручиваться, вот и придумали колдовские поцелуи. Зачем Сыну Шакала целовать меня после угроз о расправе, оставалось неясным. Но так приятно-неясным… Я тут же встряхнула себя. Не время млеть от ласки злодея с таким беспорядочным питанием!

– Что до наказания, – пошла я в наступление, – моя предшественница из твоего времени наверняка превратила бы за такую оплошность во что-нибудь квакающее, но я современная толерантная ведьма, чуждая подобной импульсивности. К тому же мы оба виноваты: нельзя было оставлять дневник на виду. Лучше переведи, что здесь…

Протянув отвоёванные листы, я положилась на чудо. Чуда не произошло. Нам достался черновик письма с заказом для монастыря на пять дюжин восковых свечей и дотошное описание родов у кошки.

– Не верю, что это всё! А Варлог сумеет прочесть дневник, как думаешь?

– Не могу знать.

Волосы на голове зашевелились от неутешительных перспектив: если он откопает там информацию про Кольцо…

– Постой, сохранилось ещё кое-что.

Охотник пошарил под одеялом и извлёк несколько потрёпанных листов.

– Я отложил те, что показались занимательными. Но ни в них, ни в похищенных не встречал упоминания о Кольце.

Занимательными ему показались: рецепт орехового пирога «Альпийская долина», виды компрессов при ножевых ранах и детский стишок.

– Ладно, рецепт и компрессы я ещё могу понять, но чем тебя привлёк поэтический опус?

– Он… чудной. В остальном тетрадь повествует о каждодневных надобностях и происшествиях, но этому, – Касинель постучал пальцем по листу, – здесь не место. К нему нет ни пояснения, ни ответа – не просто складные строки, но загадка.

Я снова вчиталась в набросанный Охотником перевод и поняла, что он прав.

– Уверен, что про Кольцо нигде не было?