хозяину, и даже в этом случае никто из рабов не отказывался от освобождения. Но это означает, что речь, по-видимому, идет в данном случае не о рабах, а о крепостных, ведь как указывал, например, Ф.Лот, установившаяся в поздней империи система крепостной зависимости обеспечивала им, вместе с покровительством патрона, много преимуществ: стабильность, безопасность, защиту от поборов со стороны государства и армии и т. д., и устраивала многих крепостных ([151] рр. 122–123).

Об этом же свидетельствует и лингвистика. Как неоднократно отмечалось историками ([160] S.178, 212), латинское слово “servus” (раб) к концу античности изменило свое значение, им перестали называть рабов (которых было очень мало), а стали называть крепостных, в которых была в IV веке превращена большая часть населения. Соответственно, именно в этом значении (“крепостной”) это слово (“serf’, “servo”) и вошло во все западноевропейские языки: английский, французский, итальянский, испанский, — сформировавшиеся на развалинах Западной Римской империи. Поэтому приводимый М.Финли пример не имеет никакого отношения к «рабовладельческому обществу», а речь идет уже о вновь сформировавшемся к этому времени феодальном обществе.

Тем не менее, тот факт, что М.Финли прошел мимо данных о росте цены рабов, приведенных А.Джонсом, не придав им большого значения ([116] р.129), означает, что эти данные требуют специального комментария. Давайте рассмотрим экономику рабства в античности, и это позволит нам понять, могло ли существовать промышленное или сельскохозяйственное рабство в широких масштабах в эпоху расцвета античности, в частности, во II н. э., к которому относится оценка, сделанная А.Джонсом. Как указывал французский историк А.Валлон, средняя цена неквалифицированных рабов, которых использовали для сельскохозяйственных работ и для работы в рудниках в Греции в V–IV вв. до н. э. составляла 200–250 греческих драхм. При этом один такой раб приносил своему хозяину чистую прибыль в среднем в размере 1 обола (1/6 драхмы) в день, или соответственно, 60 драхм в год ([4] с.110, 122). Чистая прибыль рабовладельца составляла, таким образом, 24–30 % в год, при ставке процента по обычным ссудам 12 %. Можно подумать, что вкладывать деньги в приобретение рабов и затем сдавать их в аренду, например, строительным компаниям (а таких случаев в Греции было довольно много), было намного выгоднее, чем, например, ссужать деньги в долг под проценты. Но это не совсем так. Деньги — вечны, а раб нет. Раб может в любой момент умереть от болезни или от несчастного случая, а вместе с его смертью пропадут и вложенные в него деньги. Для того, чтобы оправдать такой высокий риск (смерти или болезни раба), прибыль от рабовладения должна была быть намного больше уровня процента, что мы и видим в Греции в V–IV вв. до н. э., и эта прибыль должна была обеспечить возврат денег, вложенных в покупку раба, за несколько лет, в данном случае за 3–4 года. В противном случае, если бы этот период удлинился, например, до 10 лет, существовала бы очень большая вероятность, что раб столько не проживет: если среди свободных людей в античности средняя продолжительность жизни, по оценкам, не превышала 30 лет, то среди рабов она была, очевидно, значительно меньше.

Теперь давайте посмотрим, что означало для экономики рабства повышение средней цены рабов в 8 раз ко II в. н. э. Совершенно очевидно, что прибыль от использования рабов в этом случае должна была сократиться если не в 8 раз, то довольно существенно[41]. Соответственно, прибыль рабовладельцев должна была составлять уже не 24–30 %, как в классической Греции, а в несколько раз меньшую величину. Кроме того, окупаемость раба, то есть срок, в течение которого возвращались вложенные в него деньги, также должна была увеличиться в несколько раз. Все это должно было сделать использование рабов в промышленности, строительстве или сельском хозяйстве совершенно невыгодным и рискованным мероприятием, заранее убыточным вложением денег. Намного выгоднее было, например, купить землю и сдать ее в аренду свободным арендаторам — колонам, что все и делали, как свидетельствуют описания того периода. Или просто дать деньги в долг под проценты. Что касается домашних рабов, то они по-прежнему существовали, но их, очевидно, могли позволить себе только очень богатые римляне, для которых высокие цены не были препятствием для их покупки.

Глава III. О размерах сокращения населения в западных провинциях Римской империи

Как отмечалось в главе I, большинство современных историков согласны с тем, что население в Западной Римской империи сокращалось, но оценки размеров этого явления очень разные. Б.Вард-Перкинс считает, что население уменьшилось в 2 раза или более, но никак не обосновывает именно эту цифру ([81] р.327). А.Джонс приводит оценку населения Галлии в начале IV в.: менее 2,5 млн. чел, но никак ее дальше не комментирует ([131] р. 1041). Однако по сравнению с оценками населения Галлии в I в. до н. э. (см. ниже) это означает уменьшение к началу IV в. по меньшей мере в 6 раз. Вместе с тем, живший почти три столетия назад Монтескье утверждал, что население в начале XVIII в. было в 10 раз меньше, чем в античности в период расцвета ([165] СХП). Какая же из этих оценок ближе к истине?

Возьмем сначала прямые демографические показатели, известные нам из древних источников, на которых строит свою оценку А.Джонс. Известно, что к моменту приезда императора Константина в Августодун (нынешний Отён) в Галлии в 311 г. число жителей города с прилегающей к нему областью эдуев сократилось по сравнению с предыдущим цензом (очевидно, за 15 лет) с 32 тыс. до 25 тыс. человек ([110] рр.603–604). По имеющимся данным, площадь области эдуев (до римского завоевания — одного из самых больших народов Галлии) составляла 13,36 тыс. кв. км., а всей Галлии — 635,6 тыс. кв. км. По мнению А.Джонса, указанное число (32 и 25 тысяч) не включает детей в возрасте до 12 или 14 лет ([131] рр. 1040–1041, 1409–1410). Число детей в условиях кризиса рождаемости оценить очень сложно, учитывая, что в Риме в период правления Траяна они составляли, по-видимому, лишь 2–3% населения. Но если консервативно взять за основу такую же структуру населения, как, например, в Александрии в III в., то число детей до 14 лет можно оценить в размере примерно 25 % от общего числа жителей (см. Комментарии к настоящей главе в Приложении). Общее число жителей области эдуев в 311 г. было, таким образом, около 33 тысяч, а в конце III в. — около 42 тысяч. В то же время, мы знаем, что область эдуев на юго-востоке Галлии была и раньше, и в более позднее время одной из самых густонаселенных областей, а в некоторых областях, в частности, на северо-востоке и востоке Галлии,