хоть тысячи раз извиняться перед Ким, задаривать ее подарками и цветами, только Кимберли — не они. С ней нужно по-другому.

— Добрый день, мистер Тернер, — бодро здоровается молодая преподавательница, поспевая к нам, едва мы показываемся в танцевальной студии. Сегодня здесь на удивление тихо, а ещё мало учеников. — Здравствуй, Оливия. О-ох, какой милый букет! Хочется верить, что он для меня.

Да, я сам в шоке. Хотя, букет не сильно уж большой, — пять аккуратных тюльпанов, завёрнутых в милую цветную обёртку. Как по мне, — то, что надо для извинений, но недостаточно, чтобы ошибочно посчитать это за мнимые ухаживания. Да, то что надо.

— Прошу прощения, что накричал на вас вчера. Дети иногда бывают такими непослушными…

— Это точно. Иногда они те ещё непоседы. Но что поделать, дети — цветы жизни. Кстати, я очень люблю тюльпаны.

— Ах да, это вам.

— Это очень мило с вашей стороны, — девушка с мягкой улыбкой проговаривает в цветы, уже вдыхая их аромат. Я пару секунд наблюдаю за ней, пытаясь отыскать на ее лице проблески вчерашней обиды, но к счастью не нахожу.

— Что же, надеюсь, наш конфликт исчерпан и вы не обижаетесь на меня? Учтите, я все равно доверяю вам свое сокровище и надеюсь, что такого больше не повторится, — я опускаюсь на корточки перед малышкой: — Оливия, пообещай мне, что не станешь затевать драку только потому что кто-то как-то некорректно выскажется в твою сторону. Как я тебя учил, ну?

Малышка закатывает глаза и тяжело вздыхает, лениво проговаривая, копируя мой тон, которым я ей часто об этом напоминаю:

— Не обращать на них внимания, а если они пристанут, сказать тебе и ты всё уладишь.

— Верно. Помни, малышка, пока у тебя есть я, никто не сможет тебе по-настоящему навредить.

— Как здорово, — девушка аккуратно вмешивается, осторожно приобняв одной рукой малышку за плечи. — Видишь, какой у тебя замечательный брат. Давай, Оливия, беги переодевайся, а мы с твоим братом пока кое-что обсудим.

Оливии явно второй раз повторять не нужно, она забирает у меня свой рюкзак и уже без промедления топает по направлению к раздевалке. Что бы кто ни говорил, но вот танцевать она по-настоящему любит.

— Что такое? — спрашиваю я, едва Оливия исчезает из поля зрения, тревожно глядя на учительницу. — Уже пора вносить оплату за следующий месяц? Простите, у меня совсем вылетело из головы и…

— О нет-нет, не беспокойтесь, — девушка мягко останавливает меня, накрыв мои руки своей ладонью, когда я в спешке вытягиваю кошелек из кармана брюк. Я застываю на миг, чувствуя неправильное тепло от ее кожи, моргаю, а затем кладу его обратно. И жду.

— Простите, может я лезу не в свое дело… — девушка слегка мнется, из-за чего мной овладевают смутные подозрения. — Но могу я поинтересоваться, что с ее… кхм, с вашими родителями? Они ведь явно не умерли.

— Нет.

— Простите?

— Нет, не можете.

— Простите, если задела ваши…

— Мисс Бриджит, — обманчиво мягко перебиваю я, внимательно глядя на нее. — Извините, как вас зовут?

Но девушка видимо не замечает этой обманчивости в моем голосе, она смущённо краснеет и заправляет за ухо волосы, очевидно думая, что я спрашиваю ее имя не просто так и хочу познакомиться поближе.

— Вирджиния, — на выдохе отвечает она.

Ну видно же, что девочка хорошая. И интересуется подобным явно не с плохими помыслами.

— Что ж, Вирджиния, — я глубоко выдыхаю. — Я сильно сомневаюсь, что информация о наших родителях как-то повлияет на ваши уроки танцев. Это наше личное дело и я бы предпочел не распространяться об этом с малознакомыми людьми, — сказано это было максимально вежливо и без нотки грубости, но девушка явно уже пожалела о том, что спросила. На ее лице теперь читается мягкая вина, а ещё сожаление.

— Кейн, простите, я…

— Хорошего дня, Вирджиния. Я заеду за Оливией через полтора часа.

И я разворачиваюсь, безошибочно следуя на выход.

— Спасибо за цветы! — доносится мне вслед, когда я уже толкаю дверь наружу.

29

— …А потом она сказала, что я веду себя уж совсем как мальчишка и что человеку моего положения не пристало ругаться.

Мы все смеемся, поглощая вечерний сумрак без следа. Вчера я злился и был готов наказать Оливию, теперь же эта история вызывает во мне улыбку, не более. Да, я знаю, что обещал оставить Кимберли в покое, но разве ребенку это объяснишь?

Я внимательно смотрю на Ким. Уголки ее губ вежливо приподняты вверх, она греет руки о чашку чая и мыслями далеко. Я подаю голос, обращаясь к малышни:

— Это все очень занимательно, но я думаю, что тебе пора уже в кроватку. Ты время видела? — и снова кошусь на нее. — Да и Кимберли уже устала, ей бы не помешало отдохнуть.

— Да, пожалуй, — на удивление просто соглашается Ким, поставив чашку на стол и ни на кого в сущности не глядя.

— Но вот насчёт ругательств, она права, Оливия. Девочкам не пристало ругаться. Ты же леди, где твои манеры?

Оливия закатывает глаза и спрыгивает со стула, ухватив с собой полупустое ведёрко мороженого, она слегка наклоняется к Ким, прикрыв от меня рот ладонью:

— Он всегда так. Тотальная зануда, — и уже громче на всю комнату: — Всем спокойной ночи.

Обычно я не разрешаю ей таскать в комнату еду и уж тем более мороженое да ещё в таком количестве, но сейчас я даже словом не упрекнул её. Знает же, что при Ким я ее сильно ругать не буду. И пользуется этим, маленькая негодница.

— Это невозможный ребенок, — я вздыхаю, прожигая взглядом ее спину, пока она сворачивает в проёме и идёт в направлении своей комнаты, и осторожно перевожу взгляд на Ким. — Ты как? Она тебя не сильно утомила?

На губах Ким все та же сдержанная улыбка.

— Нет, было весело. Но если ты не против, я пойду спать, что-то я и правда устала.

— Ким, — ее непосредственность вызывает во мне искреннюю улыбку, я не удерживаюсь, беру ее ладонь и нежно целую. — Отчего же я должен быть против?

Кимберли смотрит на меня, в ее глазах застывает усталая ласка, дыхание теплое и сбивчивое, нежные пальцы слегка подрагивают… Ее ладонь резко ускользает из моей руки.

— Спокойной ночи.

Кимберли встаёт и направляется на выход. Я смотрю ей вслед, и думаю, но мысль одна за другой уходят, они улетучились из головы, осталось лишь мертвое молчание.

Я покидаю кухню и медленно иду, задержавшись у комнаты Ким, прислушиваюсь. За дверью царит полная тишина, ни вздоха, ни