думаешь, что завсегда магам служить будешь? Вдруг не вернётся за вами сударь Алхимик?

– Такая вероятность существует.

– Вот-вот. Подумал бы как в случае чего не спину гнуть, непосильные тяжести таская, – с этими словами Гастон прижал руку к пояснице и медленно потянулся. Что-то в его теле захрустело. – Эх, молодые! На то и родитесь, чтобы потом, ошибаясь, мудрость стариков вспоминать.

– Такая вероятность тоже существует, – мечтая закончить с разговором да поскорее уйти к городской конюшне, повторился я.

– Заладил же одно и тоже. Тьфу! Лучше скажи-ка мне вот что. Вместо того, чтобы бездельничать, подзаработать хочешь?

– Не думаю. Стоит отдохнуть от рисования, – прозвучало честное признание.

Сначала мне казалось, что, занимаясь сервизом, я попутно тайком разрисую и с десяток дощечек на продажу. Но меня хватило только на одну. Однообразные рисунки морально истощали, а на другое я был пока неспособен. Голова была занята совершенно другим, нежели поисками вдохновения.

– Хватит пока мои краски переводить. Я другое имел в виду.

– Что именно?

– Твою работу новой хозяйке доставить надо, а мой посыльный припёрся с подбитым глазом. Пока не заживёт, и близко к приличным клиентам не подпущу! Поэтому мне нужен кто-то посимпатичнее. Вот ты, например. Заплачу отменно. Четверть серебряного… Уж очень тобой доволен!

– С этим может Эветта справиться.

– Да, но эта коза ускакала куда-то. Не стану же я твою сестру весь день поджидать?

Логика в его словах присутствовала. Деньги манили. На них можно было закупить еды на дня два вперёд, если питаться без сладкого, а времени труд занял бы всего ничего. Успелось бы до жилы доехать. Поэтому я взял в руки объёмный тяжёлый сундучок, украшенный красивым бантом, и направился к дому начальника городской стражи.

Заказчица принялась рассматривать сервиз, не став выгонять посыльного (то есть, меня) из гостиной. Она сперва хотела проверить посуду на целостность, потому её довольство звучало музыкой для моих ушей. С каждым новым предметом она щебетала всё восторженнее и восторженнее.

Да-да, тогда мне не довелось понять, что хитрый Гастон, прекрасно знающий характер сей сударыни, именно из-за этих похвал и выбрал меня в качестве курьера! Поэтому я мысленно ликовал, и, будучи воодушевлённым, даже раскрыл небольшой секрет – если поставить чашки в ряд дужками назад, то можно было увидеть, как щенок превращается в лохматого пса. Женщина от «секрета» засияла от счастья и, проявляя неслыханную щедрость, вручила мне мелкую монетку из серебра. После этого я ощутил себя редкостным богачом! Честно, сложно было сказать, кто из нас двоих испытывает больший восторг, но, непрерывно кланяясь, я покинул дом начальника городской стражи окрылённым.

«Деньги, у меня столько денег!» – был готов радостно пищать я и, разумеется, вместо того чтобы направиться к жиле, едва не вприпрыжку двинулся в сторону торговой площади. Она располагалась неподалёку. Стоило бы попутно купить чего-нибудь из еды. С теми же яблоками поездка загород стала бы в разы приятнее.

Я аж зажмурился от удовольствия, словно наяву ощущая вкус сладкой яблочной мякоти во рту. Однако, каково было моё удивление, когда мгновением позже мой взгляд наткнулся на спину Эветты! Трое парней лихого вида насильно тащили её в сторону тёмного переулка.

Поспешно спрятав монету из руки в ботинок, я последовал за подругой.

-…не хочешь платить деньгами, так плати собой, уродина! – донеслось до меня грозное шипение одного из парней.

– Нет! Я не обязана платить вам за то, что у меня купили краски! Это мои деньги!

«Краски?» – сперва нахмурился я, а затем подумал, что из ингредиентов, оставшихся в лаборатории, действительно можно было изготовить несколько цветов.

– Вякалку-то закрой. То, что нашёлся такой профан – твоя удача, сучка. Умный у бабы, да не у мага, вжисть бы не взял ничего. Ещё и в Храм с донесением наведался бы.

– Пожалел кралю, видно, козёл зассаный, – хмыкнул другой и без стеснений начал лапать Эветту. – Фигурка-то ладненькая. Подумал поди, что перепадёт ему чего.

– А, ну прекрати! – взвизгнула она, пытаясь вырваться, но тут огромная ручища слегка сдавила ей шею.

– Короче, так, сука драная. Ты на нашей территории бабла подняла, а за это надо дань платить. Всегда.

– Это не честно, – пролепетала Эветта.

– Честно-честно. Так что давай сюда половину монет или задирай юбку. Будешь сомневаться, так смотри, увеличу расценки.

Никогда мне не думалось, что я увижу такое выражение лица у Эветты!

Она ни разу не плакала на моей памяти. Ни тогда, когда до ученичества её обзывали и изводили во дворе все, кому не лень. Ни тогда, когда мэтры в наказание за проступки избивали её палками. Ни тогда, когда мы впервые убивали учившихся с нами мальчишек и девчонок – тех, кто не прошёл очередное испытание. Даже у меня тогда тряслись руки и подгибались колени. Когда надо было делать разрезы на их парализованных телах, чтобы после под монотонные пояснения учителя приступить к изучению строения человека, я едва удерживал нож в руках… Но Эветта. Эветта всегда оставалась решительной, высокомерной, надменной и хладнокровной. Такое поведение принижало значение любых неприятностей. А тут… тут она испуганно округлила полные слёз глаза и беспомощно приоткрыла рот.

Да, только вспоминая события тех дней сейчас, я наконец-то понял, какая битва шла внутри неё. Она не могла согласиться на плату собственным телом. Этого не позволила бы гордость! И она никак не могла вернуться ко мне, не принеся всех денег. Видимо, Эветта и получила за краски не так уж много. А тут ещё предстояло отдать половину. Я бы определённо высказал что-то нехорошее обо всём этом, а ведь я являлся её единственным другом. И нынче она утрачивала моё уважение. Мы отдалялись, ссорились, и она не могла допустить, чтобы я окончательно перестал верить в неё.

Но это стало понятно мне только сейчас. Тогда я ещё не так хорошо разбирался в подоплёке поступков людей. Даже тех, кого долго знал. Из нас двоих проницательной и мудрой в человеческих отношениях была Эветта. Отнюдь не я.

Главаря шайки нисколько не тронул затравленный взгляд моей подруги. Напротив, на его лице возникла неприятная жёсткая ухмылка, прежде чем он привычным движением запрокинул ей подол платья на голову и, вдавливая Эветту всем телом в каменную стену, принялся развязывать шнурок гульфика.

Эветта заскулила жалобно, но очень тихо. Вот только я, казалось, не слышал ничего вокруг, кроме её голоса. Шум торговой площади по близости словно перестал существовать. Мой слух улавливал только её слабый стон, только моё