— Да, но… — начал Глеб.

Но Вера перебила его:

— А что же ты тогда, наблюдатель дорогой, за меня не заступился? Девушку оскорбляют, а он, значит, наблюдает! Джентльмен, тоже мне… Все мне с вами ясно, и не надо ничего говорить! Деритесь тут, за что хотите. Всем пока!

И она развернулась, чтобы уйти. Но Глеб поймал ее за руку и зачастил:

— Ну погоди! Я же говорю: я сначала не думал, что это тебя оскорбляет. Ну, понятно! Марысаеву Пряжкин в четвертом классе вообще бил. И Кобзенко тоже… И им нравилось. Они пищали — и за ним вдогонку бежали, за добавкой… Вот я и думал, что…

— Че ты гонишь! — раздался возмущенный вопль, одновременно с которым Пряжкин вломился между Верой и Глебом. — Я не бил!

— Бил!!! — горячо воскликнула Оля Прожумайло. — И меня бил! И за волосы таскал!

— А вы меня щипали… — пробубнил Пряжкин, краснея.

— Неправда! Или один раз всего… — отстаивала правду Прожумайло.

Все четверо стояли вплотную друг к другу. И не видели, что, как только началось это милое домашнее разбирательство, взрослые дружки Пряжкина один за другим испарились. «Махача» не будет — поняли они. А при таких выяснениях отношений им было делать нечего. Да и совершенно неинтересно… Даже Денисов-подлиза и тот срулил. Один только Костик Яценко скромно жался в углу. Он, видно, Прожумайло ждал — на дискотеку-«валентинку» чтобы идти…

— Ну и что, тебе это нравилось, что ли? — спросила у Ольги Вера.

— Нет! — замотала головой Оля.

— Ага… А пищали вы счастливо! — ревниво заметил издалека Яценко.

— Нет, неправда! — воскликнула Оля и подбежала к нему, собираясь что-то объяснить.

— В общем, все, Пряжкин, — подвела итог Вера. — Думала, что я тебя за это ни за что не прощу, а тут поняла: нет — прощу… Но только с условием — чтобы после этого ты рядом со мной не появлялся уже никогда. Иди попроси теперь прощения у Марысаевой и на дискотеку эту вашу ее позови. Вы оба такие видные, друг другу очень подходите… А от меня отстань! Потому что толстая я или не толстая — тебя не касается, и…

— Ты… Ты красивая! — выпалил вдруг Пряжкин. — Кругленькая такая… Типа изящная…

Услышав слово «кругленькая», Вера почувствовала, что сейчас разрыдается. Но не успела — потому что, привлеченная словом «красивая», прискакала Прожумайло, которой ну никак нельзя было пропустить ничьих откровений на тему чужой внешности…

— Все, Пряжкин! — Вера нашла в себе силы, перевела дыхание и заговорила: — Повторяй: «С этого момента я оставляю Веру Герасимову в покое!» Ну!

— Да… — нехотя произнес Пряжкин после долгой-долгой паузы.

— Вот и хорошо. Значит, ты оставляешь меня в покое. Пообещал. — Вера облегченно вздохнула. И напоследок добавила: — Знаешь… Был бы ты, Коля, поумнее, ты бы догадался, что девушек не бить и обзывать надо, а постараться им понравиться. Как-нибудь по-нормальному…

— Вот — понял? — Прожумайло демонстративно указала Костику на Веру. Типа: слышишь, что знающие люди говорят?

Тот лишь вздохнул.

— Потому что тот, кто обзывается, не понравится никогда! — добавила Вера. — Мне — точно…

— И мне! — поддержала ее Прожумайло.

— А Терехов? — задавленно подал голос Пряжкин.

— Что — «Терехов»? — спросила Вера.

— С ним-то ты как?

— Тебя это не касается! — заявила Вера. И зашагала прочь.

В этот момент она очень себе нравилась.

Она уже не видела, как Глеб и Коля продолжали стоять друг напротив друга. Вера шла себе и шла.

А Коля думал над тем, что произошло, переживал, но одновременно и понял, что на самом-то деле и Терехову ведь выиграть не удалось. Не выиграл никто…

— Ну ты это… ладно… Да? — пробубнил он.

— Да все нормально, Колян, — ответил Глеб.

Они посмотрели друг на друга — и разошлись, как в море корабли. Пряжкин вышел через арку и отправился на улицу. А Глеб побежал двором в сторону своего дома. Бросил сумку с учебниками в прихожей, чего раньше никогда себе не позволял, и снова вышел из квартиры…

Ни к какой Марысаевой Коля Пряжкин мириться не пошел. До глубокой ночи он шатался по улицам со своими приятелями. Оруженосца Денисова сегодня при нем не было. «Куда это он запропастился?» — подумал Коля. Но всего один раз. Шут гороховый был ему в этот вечер не нужен. Веселить никого не было надобности. Коля грустил.

А красавица Катя Марысаева рыдала дома. Она вызвала к себе Мусю Гладышеву — утешать. Подруге Прожумайло она не дозвонилась — та, видимо, предусмотрительно выключила телефон. Ведь Оле предстояла феерическая дискотека, на которую Катя не попала!

Добрая Муся примчалась к Кате, пожертвовав общением с кавалером-старшеклассником. Так что теперь она, уже из квартиры Кати, писала ему сообщения, в которых просила перенести их поход на дискотеку еще на немножко, еще на капельку, на полчасочка, на часок… Интересно, хватит ли у него терпения? Или парень плюнет на такую «динамо-машину» и пригласит какую-нибудь другую, более обязательную девчонку?

Собравшись вместе, Муся и Катя принялись анализировать поведение Пряжкина. Потом переключились на остальных. Вспомнили по этапам весь новогодний праздник — потому что именно там произошло много очень важного. Ведь Муся была «почтальоном» не зря — она прекрасно помнила, кто, кому, что и когда отправил. Не забыла она этого и сейчас.

Так что сначала девочки вычислили всех тех мальчишек, которые «выкупали» у нее «сердечки» для девчонок, так к концу праздника с этим одним «сердечком» и оказавшихся. Ведь после Нового года многие девчонки и сами рассказали, от кого получили знаки внимания, а Оля Прожумайло профессионально систематизировала эти сведения и донесла их до своих подружек. Потом Муся и Катя обратились к перечислению тех, у кого «сердец» оказалось больше.

— Тебе и Герасимовой больше всех прислали, — сказала Муся. — Так тебе, значит, сколько? Два вроде. А кто?

— Да кто — Денисов мне два «сердечка» прислал! — горько воскликнула Катя. — Вот что он ко мне прицепился, придурок мелкий?

— Нравишься ты ему, — заметила Муся.

Но Катя взвилась до потолка — она была с этим решительно не согласна. Однако Муся переключила ее на подсчет «сердечек» Веры. И вышло, что два были от Пряжкина, два от Терехова. И оставалось одно — пятое. От кого?

Муся долго вспоминала. Даже выписала на бумажке фамилии всех мальчишек, кто показывал номера за пресловутые «сердечки». Напротив них вписала фамилии девчонок…

— А Столбиков? — вдруг крикнула Катя, уже давно переставшая рыдать. Увлекательный процесс подсчета голосов затянул ее.

— Точно: кто у нас мандаринами жонглировал? — хлопнула себя ладошками по щекам Муся. — Вот Кирилл-то и остается ничейным. Остальных мы помним. Так что вот оно — пятое «сердечко» Герасимовой, бесхозное. Точно — он…