– У меня нет никаких показаний, вообще никаких данных. – Голос у Вайтес был чуть напряженным. – Однако я не ощутила никаких изменений тяги, а простая потеря мощности или управления не должны повлиять на наше положение относительно планеты.

«Как у всех тех пустых оболочек, вращающихся вокруг Земли, – беспомощно подумал Холстен. – Те прожаренные мертвые корабли с высушенными вакуумом телами экипажа остались на месте даже спустя тысячи лет».

Внезапно свет дернулся и мигнул, а потом на всех экранах возникло лицо.

Это было костлявое лицо с крупными челюстями – и не сразу можно было понять, что это – женское лицо. Постепенно проявлялись детали: стянутые на затылке темные волосы, кожа, потемневшая и неровная, глубокие морщины у губ и глаз. Не привлекательное по современным понятиям, но кто мог бы сказать, каким древним эстетическим критериям это лицо соответствовало? Это лицо принадлежало эпохе, обществу и расе, которые время уже уничтожило. Родство между ним и экипажем «Гильгамеша» казалось дальним, случайным.

Голос, зазвучавший в динамиках, был явно тем же, но на этот раз он говорил на знакомом команде языке, хоть движения губ и не были синхронизированы.

– Я – доктор Аврана Керн. Это моя планета. Я не допущу никакого вмешательства в мой эксперимент. Я увидела, что вы такое. Вы не с моей Земли. Вы – не мое человечество. Вы – обезьяны, всего лишь обезьяны. И вы даже не мои обезьяны. Мои обезьяны проходят через подъем, великий эксперимент. Они чисты. Они не будут совращены вами, всего лишь людьми. Вы всего лишь обезьяны низшего порядка. Вы для меня безразличны.

– Она может нас слышать? – тихо спросил Гюин.

– Если ваши собственные системы могут вас слышать, то и я могу, – отрезала Керн.

– Нам следует понять, что вы приговариваете последних представителей вашего вида к смерти? – Гюин говорил на удивление вежливо и терпеливо. – Потому что, похоже, вы сказали именно это.

– Я за вас не отвечаю, – заявила Керн. – А за эту планету – отвечаю.

– Прошу вас! – сказала Лейн, игнорируя поданный Гюином знак, требующий, чтобы она заткнулась. – Не знаю, кто вы, человек вы, или машина, или еще что-то, но нам необходима ваша помощь.

Лицо застыло, став на несколько ударов сердца неподвижным изображением.

– Лейн, ты… – начал было Гюин, но тут изображение Керн начало рассыпаться, искажаться и распадаться на экране: черты распухали, атрофировались, а потом исчезали.

Голос снова заговорил: жалобный шепот на родном языке, так что только Холстену было понятно, что он говорит: «Я человек. Я должна быть человеком. Я система? Я загрузка? От меня хоть что-то осталось? Почему я не ощущаю своего тела? Почему не могу открыть глаза?»

– Та вторая штука, которая Элиза, – она говорила о какой-то иной помощи, – прошептала Лейн, хотя, конечно, даже шепот мог быть услышан. – Нельзя ли попросить ее…

– Я вам помогу, – сказала Керн, снова перейдя на их язык. – Я помогу вам улететь. В вашем распоряжении вся вселенная, за исключением этой моей планеты. Можете отправляться куда угодно.

– Но мы не можем… – запротестовал Гюин.

Теперь его прервала Лейн:

– Контроль снова у меня. Проверка всех систем. – Понадобилась напряженная минута, чтобы убедиться в том, что как минимум корабельный компьютер говорит ей, что все продолжает работать. – Тут есть новые данные. На нас только вывалили целую кучу всего. Это… «Гильгамеш» опознал звездные карты. Мейсон, я получила что-то на этой твоей тарабарщине.

Холстен всмотрелся в путаницу данных.

– Я… э… не уверен, но это связано со звездными картами. Это… кажется, это… – У него пересохло во рту. – Другие проекты по терраформированию?.. Кажется, нам дали ключи к следующей системе. Нам указаны цели.

Он не стал озвучивать то, что подумал, понимая, что эта штука его слушает: «Она продала своих соседей. Она дает нам взятку, чтобы мы улетели».

– По-моему… где-то здесь могут быть даже коды допуска.

– Насколько это далеко? – вопросил Гюин.

– Меньше двух световых лет, – энергично отозвалась Вайтес. – Всего-то в одном шаге.

В долгом напряженном молчании они ждали решения Гюина. Лицо Авраны Керн снова вернулось на часть экранов, гневно глядя на них, дергаясь, искажаясь, формируясь заново.

Переговоры с местными прошли достаточно хорошо – теперь, когда Порция и ее спутники доказали свое превосходство: облеченные властью аборигены выделили трем путешественникам самца в качестве проводника по землям, лежащим севернее. Он оказался чуть мельче того самца, который сопровождает Порцию, но характер у него совершенно иной: смелый на грани нахальства, по оценке Порции. У него есть имя: зовите его Фабианом. Порция хоть и знает, что самцы дают себе имена, но у нее крайне редко возникает нужда знать хоть одно, даже при той концентрации представителей этого пола, которую можно обнаружить в Большом Гнезде. Она делает предположение, что в небольшом семейном объединении, таком как здесь, самцы более самостоятельны и потому более умелы и более независимо мыслят. Тем не менее она находит его дерзость отталкивающей. У Бьянки он, похоже, таких чувств не вызывает, и на пути на север Порция ловит Фабиана за брачным танцем, робко предлагающим в дар свою сперму. Бьянка пока не продемонстрировала готовность принять его предложение, однако Порция подмечает, что ее спутница его не гонит.

У самой Порции позади несколько кладок: самки редко покидают Большое Гнездо, не продолжив свой род, – к тому же, по ее ощущениям, это поведение отвлекает их от главной задачи. С другой стороны, Бьянка вышла ради нее на бой и, возможно, считает игру с этим новым самцом своим вознаграждением. Порции остается только надеяться, что Бьянка сможет сдерживать свои желания. С точки зрения дипломатии было бы лучше, чтобы Фабиан не оказался убитым и сожранным в порыве страсти.

Им не нужно идти далеко в северном направлении, чтобы увидеть, что именно растет там, на краю территории, привлекшей внимание Большого Гнезда. Вскоре они уже перебираются через завалы из деревьев, на чьих стволах видны следы почернения, обгрызания и на удивление ровных разрезов: часто эти стволы старательно разделены на куски. Нередко вырыта и вся корневая система, чтобы нового роста не возникло. Лес находится под массированным нападением, его края обкусывают. Фабиан сообщает, что помнит время, когда деревьев было больше. Расчистка земли продолжается из года в год, и унаследованное Фабианом Понимание подсказывает, что сейчас она идет быстрее, чем во времена его матери.

За этим неровным краем другие деревья – чужеродные деревья – стоят раздельными группами. Они небольшие, приземистые и узловатые, с мясистыми листьями и стволами, бугрящимися от выростов. Увеличенное расстояние между рощицами служит для предотвращения пожаров: с этим способом пауки очень хорошо знакомы. На их планете содержание кислорода выше, чем на Земле, и вызванные молниями пожары – это постоянная угроза.