Я подкатываю велик поближе к нему. Его темные волосы спутались, на голове полный беспорядок, как будто он только что с пляжа – вот только в Бартлетте пляжей нет. Его шевелюра отливает в солнечных лучах черно-синим. А кожа у него просто белоснежная, настолько, что проглядывают голубые вены на руках.

Он открывает для меня дверцу машины со словами:

– Только после вас.

– Я же говорила тебе, что никаких автомобилей не будет.

– А я забыл про велосипед, придется отправиться за ним ко мне домой.

– В таком случае я поеду за тобой следом.

Он едет медленнее, чем нужно, но через десять минут мы уже оказываемся возле его дома. Это двухэтажное кирпичное здание, выстроенное в колониальном стиле, под окнами которого высажены кустарники. Ставни в доме черные, а входная дверь выкрашена в красный цвет. Такой же красный почтовый ящик с надписью «Финч» висит неподалеку. Я жду у ворот, пока он в гараже ищет свой велосипед. Наконец, он победно демонстрирует его, подняв высоко над головой, и я не могу не восхититься красотой и силой его мускулатуры.

– Можешь свою сумку оставить у меня в комнате, – заявляет он, одновременно вытирая пыль с седла рукавом рубашки.

– Но у меня тут важные вещи… – Я захватила книгу по истории Индианы, которую разыскала в библиотеке после уроков, а еще разные пластиковые стаканчики – это подарок одной из наших буфетчиц. Их я прихватила для сбора наших будущих сувениров, если такие отыщутся в путешествии.

– Проходи, все продумано. – Он отпирает дверь и держит ее открытой, пока я не прохожу в дом. Внутри как будто самое обыкновенное жилье, во всяком случае, я ожидала чего-то другого от того места, где обитает Теодор Финч. Я послушно следую за ним наверх. На стенах развешаны фотографии в рамках, в основном школьные. И на всех изображен Финч. Вот Финч еще в детском саду. Причем каждый год он выглядит по-разному, и причина не только в том, что он взрослеет годами. Он взрослеет духовно, развивается как личность. Вот на этом снимке Финч-клоун для всего класса. Здесь – Финч стеснительный, ему все время неловко за себя. А здесь дерзкий Финч. А вот и Финч-качок. В конце коридора я вижу дверь, которую он небрежно открывает ударом ноги.

Стены в его комнате темно-красные, все остальное – черное… письменный стол, стул, книжный шкаф, покрывало на кровати, гитары. Одна стена целиком покрыта фотографиями, записками, салфетками и обрывками бумаги. Другую стену украшают концертные плакаты и большая черно-белая фотография самого Финча с гитарой, выступающего на сцене.

Я подхожу к стене с записками и спрашиваю:

– Что это?

– Задумки, – поясняет он. – Песни, мысли. Видения. – Он кидает мою сумку на свою кровать и начинает что-то искать в ящике стола.

Большинство записей напоминает обрывки каких-то высказываний, тут есть и отдельные слова, и словосочетания. По отдельности они ничего не означают. Например: «ночные цветы». «Я делаю это так, как будто все реально». «Давай упадем». «Это чисто мое решение». «Обелиск». «А сегодня для этого хороший день?»

«Для чего должен быть хороший день?» – так и хочется узнать мне, но вместо этого я почему-то спрашиваю:

– Обелиск?

– Это мое любимое слово.

– Правда?

– По крайней мере, одно из них. Ты только посмотри на него. – Я смотрю, а он продолжает: – Он стоит прямой, вертикально взмывая ввысь. Какое мощное, могучее слово! Оно уникальное, оригинальное. В нем есть и некая уловка, потому что оно звучит вовсе не так, как, может показаться, оно должно было бы при этом выглядеть. Это слово удивляет и заставляет подумать: «Ах, вот оно как получается! Что ж, хорошо, пусть так». Оно требует уважения, но само по себе неброское. Не такое, как, например, монумент или башня. – Он трясет головой. – Это наглецы с претензиями…

Я ничего ему не говорю, потому что всегда любила слова. И не только любила, но и умела управлять ими, располагая в нужном порядке. Наверное, поэтому я готова защищать их все, особенно хорошие. Однако теперь все они, и хорошие и не очень, только сердят и раздражают меня.

– А ты раньше слышала фразу про баранов, к которым надо возвращаться?

– Нет, только когда мистер Блэк произнес ее.

Он наклоняется над столом, отрывает от листа половинку и что-то записывает на бумаге, после чего прикрепляет листок к стене.

Мы выходим на улицу, я сразу же забираюсь на Лероя, одной ногой стоя на земле. Теодор Финч надевает на спину рюкзак. При этом рубашка у него немного задирается наверх, живот оголяется, и я вижу жуткий красный шрам, идущий через все туловище.

Я сдвигаю очки Элеоноры на лоб.

– Откуда у тебя такой шрам?

– Сам нарисовал. По своему опыту знаю, что шрамы девчонкам нравятся больше, чем татуировки. – Он вскакивает на свой велик, но, сидя на седле, ноги держит на земле, причем обе. – А ты после катастрофы вообще в автомобиль садилась?

– Нет.

– Это был бы своеобразный рекорд. С тех пор прошло – сколько? Восемь месяцев или уже девять? И как же ты теперь добираешься до школы?

– На велосипеде или пешком. Да мы не очень далеко живем.

– А если идет дождь или снег?

– Все равно или на велосипеде, или пешком.

– Значит, тебе страшно водить машину, но при этом ты не побоялась забраться на колокольню?

– Я поеду домой.

Он смеется и держит мой велик, чтобы я не смогла сдвинуться с места.

– Больше я эту тему поднимать не буду.

– Я тебе не верю.

– Послушай, ты уже здесь, мы подписались на этот проект. И вот что я думаю: чем быстрее мы доберемся до горы Хузир, тем быстрее ты решишь все свои проблемы.

Мы едем мимо одного кукурузного поля за другим. Гора Хузир расположена в одиннадцати километрах от города, поэтому путь нам предстоит не очень долгий. Сегодня день выдался довольно холодный, но ясный, в общем, погода отличная для путешествия на свежем воздухе. Я закрываю глаза и обращаю лицо к небу. Это от прежней Вайолет, той самой, которая была раньше. Нормальной девочки-подростка. Может быть, даже ничем и не примечательной.

Финч едет рядом со мной.

– А знаешь, почему мне нравится езда? Я обожаю ощущать движение вперед, некий импульс и осознание собственной силы. Будто ты можешь отправиться куда угодно, в любую точку планеты.

Я открываю глаза и начинаю хмуриться.

– Но мы сейчас не на машине.

– Ты это мне рассказываешь? – Он начинает выписывать на дороге восьмерки, потом объезжается вокруг меня несколько раз и снова пристраивается рядом. – Я удивлен тем, что на тебе нет шлема и ты не носишь доспехи наподобие рыцарских для большей безопасности. А вдруг начнется апокалипсис, и все, кроме тебя, превратятся в зомби, и единственным способом спастись была бы необходимость убраться подальше из этого города? При этом ни самолеты не летают, ни поезда не ходят. Метро тоже, сама понимаешь, не работает. Вообще весь общественный транспорт не функционирует. На велосипеде очень опасно, ты открыта и уязвима. Тогда что?