Я кивнула.

– Ну так вот, Илонка, идиотка, потом отправилась к его жене, представляете?! Думала, небось, что та тут же благословит их на законный брак и откажется от всех претензий – как же, ведь у нее будет от Ашота ребенок! А у него у самого чуть не четверо или пятеро ребятишек, так что Илонкин младенчик ему был нужен, как рыбе зонт. Он даже, можно сказать, поступил благородно, денег дал на аборт…

– Но Илона аборт делать не стала? – уточнила я, улучив паузу в эмоциональном монологе Ольги.

– Это я виновата, – вздохнула она. – Не надо было ее отговаривать!

– Почему?

– Да потому, что сделала бы Илона аборт – и жила бы себе, как раньше, а теперь вот…

– Но как же вам удалось ее отговорить? – недоумевала я. – Илона не могла не понимать, что им вдвоем с бабушкой будет тяжело прокормить ребенка, ведь сама она работать какое-то время не сможет!

– Она это отлично понимала, но я… Короче, послушала я ее, послушала, и мне в голову одна мысль пришла. Только помните, вы обещали, что не станете сообщать в органы?

– Оля, я могу обещать лишь то, что сделаю все, чтобы помочь вашей сестре. И, если будет такая возможность, постараюсь не привлекать вас к расследованию.

Ольга снова тяжело вздохнула, опустив плечи.

– Ладно, – пробормотала она, – это тоже сойдет!

– Так что за мысль вас посетила? – напомнила я.

– Ах, да, мысль… Так вот, мы сидели у меня в подсобке…

– В подсобке?

– Ну да, я живу в детском доме, потому что у Илонки с бабкой квартира однокомнатная, и если все мы туда вломимся, то жизнь в ад превратится. Вот начальство и вошло в положение, пристроило меня в подсобку… Я вспомнила, что к нам в детдом как-то заявились хорошо одетые, серьезные люди. Приехали они на крутой машине – тетка и мужик. Мужик вроде бы адвокат, а тетка… В общем, я точно не знаю, но директриса их выпроводила, а девчонки потом говорили, что они предлагали ей сотрудничество.

– Какого рода сотрудничество?

– Они, как я поняла, были представителями фирмы – посредника в деле усыновления детей.

– Разве это законно? – неуверенно задала я вопрос.

– Понятия не имею, но директриса наша просто взбесилась. Девчонки слышали, как она кричала, что ей проблемы с полицией ни к чему, что у нее и так с ментами до фига неприятностей из-за воспитанников, и она не хочет связываться с этой сомнительной конторой.

– Снимаю шляпу перед вашей начальницей, – с уважением сказала я. – Не каждая на ее месте поступила бы так!

– Денег ей и так хватает! – усмехнулась Ольга. – Знали бы вы, сколько она «срубает» каждый раз с так называемой «спонсорской помощи», да и за усыновление еще!

– Разве за это платят?

– Ага, лично ей в карман, – скривилась Ольга. – Так что, думаю, она просто сдрейфила, что, погнавшись за еще большими деньгами, может лишиться того, что имеет.

– Понятно… Ну, а при чем здесь Илона-то?

– Да мужик тот, адвокат, оставил директрисе свою карточку. Она ее в ведро выкинула, а подруга моя, Лидка, которая весь разговор у двери подслушивала, подобрала потом.

– Зачем?

– Вдруг понадобится? Люди-то вроде достойные – одеты дорого, машина роскошная…

– Так вы что, предложили сестре обратиться к ним? – изумленно переспросила я. – Вы понимаете, как это называется?!

– И как же? – вскинулась моя собеседница.

– Продажа детей, вот как!

– Вот потому-то я и не хотела рассказывать! – пробормотала она, отворачиваясь. – Но вы же обещали…

– Послушайте, Оля, я отлично помню, что вам обещала, – заверила я девушку. – В конце концов, вы всего лишь предоставили Илоне информацию и не извлекли из этого ни малейшей выгоды…

– Да я хотела, чтобы она ее извлекла! – перебила меня Ольга. – Я подумала, что, если уж Илонка все равно собирается избавляться от ребенка, так почему бы ей не получить немного денег? Я, конечно, не знаю, сколько платит эта контора, но тысяч двести-триста наверняка бы отвалили! У Илонки в жизни такой суммы на руках не было, она могла бы…

– Что она могла бы? Разве она могла на эти деньги улучшить свои жилищные условия? Нет, потому что какую бы сумму ей ни заплатили, для покупки жилья этого все равно было бы недостаточно!

– Может, комнату в коммуналке?

Голос Ольги звучал жалобно, словно исход дела зависел от меня.

– Хоть от бабки отделилась бы…

– А что, ей так плохо жилось с вашей бабушкой?

– Плохо?! Да вы даже не представляете, о чем говорите! Бабка без мужика не может… Вы ведь ее видели?

– Да, но она не произвела на меня впечатления человека, который…

– Это потому, что она хотела произвести именно такое впечатление! – взорвалась Ольга. – Ей ведь всего пятьдесят шесть, знаете? Мать нашу она родила в шестнадцать. Думаете, почему мамаша пить начала? Да потому, что бабкины многочисленные любовники посматривали в сторону дочки!

Я сидела, словно молотом пришибленная. Трудно представить, что Прокопенко, с которой я беседовала в больнице, и женщина, о которой говорит Ольга, – одно и то же лицо!

– Оттуда же и наркотики, – продолжала Ольга. – Мать хотела свалить от бабки, только некуда было. Она рожала детей, думая, что кто-нибудь из ее мужиков возьмет нас, наконец, к себе, но ни одного так и не смогла удержать. А после того, как мать померла, бабке, разумеется, мы на фиг не нужны были, и она сбагрила нас в детдом.

– Но Илону оставила?

– Илонка из нас самая тихая была. Может, потому бабка и решила, что она будет малым злом? Кроме того, ей же платили пособие, а это неплохое вспоможение – при ее-то зарплате! А мужики к ней как ходили, так и ходят, и Илонка с двенадцати лет жила, как на пороховой бочке. Она ведь симпатичная, сеструха моя, – ну, вы же сами видели?

Я заторможенно кивнула.

– Вот. И от мужиков бабкиных ей доставалось – мама не горюй! Бабка предупредила, чтобы Илонка с абортом не тянула, а то поздно будет. Она бы ни за что не приняла ее в квартире – точно вытолкала бы на улицу, вот мы и думали-гадали, что делать…

– Значит, ваша сестра все-таки связалась с агентством по усыновлению?

– Вместе мы связались – она одна побоялась. Мы объяснили ситуацию, сказали, что Илоне жить негде. Те обрадовались: мол, усыновители только приветствуют, если роженица живет с ними, и обещали подобрать таких, для которых жилищный вопрос не проблема.

– Вы ездили туда с сестрой?

– Нет, занята была. Но она позвонила из конторы и сказала, что вопрос решился положительно. Мне показалось, что у нее веселый голос…

– А потом?