Черников вздохнул. Его начало раздражать поведение штабиста.

— Когда я смогу убыть в отпуск и далее к новому месту службы?

— Да хоть завтра. Хотя, нет, впереди выходные, так что во вторник или среду. Можешь на среду смело билет до Москвы брать. Возникнут проблемы, помогу. А мы до среды в загранпаспорте визу в Чехию оформим, другие бумажки… Но с тебя, как ни крути, пузырь коньяка.

— Какие вопросы? Хоть сейчас.

— Э-э, нет, только после 18.00.

— А до 18.00 мне что, здесь в штабе торчать?

— Зачем? Ты представился, документы сдал, отметку на пропуске я тебе поставлю, печать в приемной — и гуляй на здоровье! Ташкент — город, как говорится, хлебный: шашлык, плов, шаурма — пальчики оближешь.

— Я могу быть свободным?

— Конечно! Давай пропуск.

Полковник подписал документ, протянул его старшему лейтенанту:

— Теперь иди в приемную, там прапорщик печать поставит; на понедельник я пропуск закажу, на 10.00. А вечером — не забудь: встречаемся после 18.00 у ворот забора. И еще: я больше армянский пятизвездочный коньяк уважаю. Как раз такой через дорогу в магазине продается.

— Я все понял.

— Вот и славненько. А насчет чеков подумай. Доброе дело сделаешь. Да и я в долгу не останусь. Мне надо всего на 200 рублей. По курсу 4 к 1. Подумай.

— Подумаю.

Черников поставил печать на пропуск, спустился в лифте на первый этаж, вышел из здания штаба. Решил посмотреть город. Когда он был здесь при отправлении в Афганистан, а затем пролетом в отпуск, это ему не удалось. Сейчас же у него была уйма времени — вся пятница, суббота и воскресенье. Город понравился: современный, большой, красивый. Проехался в метро, вышел в центре. Жару не замечал — «за речкой» было жарче. Купил новые часы. Отведал шашлыка, плов — все действительно оказалось вкусным. Затем вернулся в гостиницу. Вспомнил о просьбе Белоусова. Достал из сумки конверт с обратным адресом его невесты, обычную ученическую тетрадь, шариковую ручку. Сел за стол, задумался. Надо написать именно так, чтобы и не сильно ранить сердце молодой женщины, и в то же время изложить все подробности героической гибели Николая. Возможно ли это? Александр написал. Перечитал — вроде получилось.

Запечатав конверт и оставив его на столе, Александр прилег на кровать двухместного номера. Его сосед, вертолетчик, только отправляющийся в Афган, лишь оформился в гостинице, а сам устроился где-то в городе. Поэтому в номере Черников был один. Он задремал под кондиционером. Проснулся в 17.00. Умылся, оделся, вышел из гостиницы. В магазине купил дорогой армянский коньяк, к шести часам подошел к контрольно-пропускному пункту штаба округа. Полковник вышел в 18.05 вместе с толпой старших офицеров штаба. Штабисты строго соблюдали распорядок дня. Увидев Черникова, Гришин что-то сказал сослуживцам и подошел к старшему лейтенанту. Александр хотел достать из пакета коробку с коньяком, но полковник остановил его:

— Ну что ты, Черников, не здесь. Пройдем в машину.

Офицеры отошли к стоянке, где стоял личный транспорт сотрудников штаба. Гришин открыл дверь новой белой «шестерки»:

— Садись!

Александр устроился на переднем пассажирском сиденье.

— Хорошая машина.

Полковник улыбнулся:

— Нравится? А уж как я хлопотал, чтобы белого цвета «Жигуль» взять, кто бы знал… Но взял. Пришлось, правда, переплатить, но это ерунда. Зато теперь у меня одного такая красавица.

— Да, служба у вас непыльная!

— Надо, Черников, знать, когда, где и с кем дружбу водить. Тогда и служить легко станет. Это тебе на будущее. Ну, давай коньяк, посмотрим, что ты там купил.

Осмотрев бутылку, сказал:

— Хороший коньяк! То, что надо. Ну, а насчет чеков подумал?

Черников кивнул:

— Подумал. — Достал чеки, протянул Гришину: — Столько, сколько вам не хватает.

— Отлично! Я знал, что ты не откажешь, в обед взял из дома восемьсот наших рублей. Держи — как и обещал, по хорошему курсу меняю.

Александр положил деньги в карман брюк. Спросил:

— Мои дела движутся?

— Конечно. А теперь они втрое быстрее пойдут. В среду уедешь. Я тебе и проездные документы уже выписал.

Полковник передал старшему лейтенанту конверт.

— Там отпускной билет и проездные.

— В аэропорту, наверное, придется расплачиваться наличными?

— Нет. Пойдешь прямо к воинский кассе, сунешь в окошко документы, скажешь, что от Гришина, от меня то есть, и тут же получишь билет на самолет. Система отлажена. Захочешь кассира отблагодарить — вложи в удостоверение червонец. Не больше.

— А где именно я буду служить в ЦГВ?

— В одной из дивизий армейского корпуса. Да там, Александр Владимирович, везде хорошо, если с умом служить. И приоденешься, и хрусталя с коврами столько привезешь, что, продав, не только кооперативную квартиру построишь, но и тачку купишь! А может, и оттуда пригонишь. Сейчас, правда, пошлину большую ввели, нет резона гнать подержанные машины в Союз, как раньше, года четыре назад. А то двадцать первую «Волжану» в Чехии можно и на цветной телевизор обменять. По крайней мере, при мне меняли. Я тоже «Волгу» оттуда пригнал и сразу местным продал, хороший навар получил.

Черникову не хотелось общаться с полковником. Он распрощался с ним и вышел из машины.

…Выходные пролетели быстро. В субботу Черников взял билет на утренний рейс до Москвы, в понедельник проведал полковника. За эти дни он отдохнул и выспался. Во вторник Гришин выдал ему все, необходимые для следования в отпуск и далее к новому месту службы, документы, и 20 июля Александр вылетел в Москву. Получив в аэропорту «Домодедово» багаж, состоящий из двух десантных сумок, он вышел на площадь перед зданием аэровокзала. Ощущалась разница температуры с Ташкентом. Там утром было 32 градуса, здесь 22. Лето в этом году в центре России выдалось прохладным, запоздалым. Но сейчас пока было сухо. Александр поставил сумки на асфальт, закурил.

К нему подошел водитель, занимавшийся частным извозом. За умеренную плату он согласился довезти старшего лейтенанта до Переслава.

…«Жигули» остановились у первого подъезда пятиэтажного дома. Водитель открыл багажник, выставил на тротуар сумки.

Александр поднялся на второй этаж, позвонил в знакомую дверь. Услышал голос отца:

— Кто там?

— Участковый!

— Кто?.. Сашка! — Дверь распахнулась: — Сашка, черт бы тебя побрал! Ты что хочешь нас с матерью до инфаркта довести?

Отец обнял сына:

— Все, Сань?

— Все, пап! Кончился Афган!

— Ну и слава Богу!

В прихожую вышла мать, Елизавета Викторовна. Увидев сына, охнула, присела на пуфик у зеркала и заплакала: