— Да как не ведать, княже?! Вся Земля Русская стонет отвести сей горестной!

— Серьезно? Лестно мне это, лестно... Ну ладно, дерзни.Коли излечишь Забаву, богато, Гриша, одарен будешь. А уж коль не излечишь, необессудь, головы лишишься...

— По рукам! — согласился Григорий. —Давай-ка, княже, поскорее сведи меня к ней, а то, не ровен час, отдаст она,сердешная, Богу душу, меня не дождавшись...

— Типун тебе на язык, Григорий! — всполошилсякнязь и заторопился было, но тут же и осекся: — не получится быстро. Забава-тос Добрыней на той половине царства живет, что я Емеле с Несмеянушкой на свадьбупрезентовал... Покаместь в отделе режима паспорт заграничный оформят, покатаможню пройдем...

— Развел ты, княже, бюрократию, — нахмурилсяГригорий. — Помрет Забава, то-то урок тебе будет..

Побледнел Владимир от слов эдаких, поежился... Махнул рукой,мол, «была-не была...» и молвил:

— Айда, без документов попробуем.

... — Стой, кто идет! — пронесся над границейзычный окрик богатырский.

— Кто, кто! — проворчал Владимир. — ДедПихто! Князь это!

— А по мне — хоть князь, хоть грязь, а в чужой овин —не лазь, — презрительно объявил пограничник.

— Видал?! — беспомощно глянул Владимир наГригория. — Я нонче — аки король заморский, Лиром именуемый! — Затемвновь обернулся к богатырю, напустил на чело грозности и заорал:

— Да ты че, Илюха! Как же этот овин — мне чужой?!Земля-то сия — Русь, а я — князь русский!

Богатырь покачал головой:

— Э, нет. Руси-то две теперича. Та что у тебя — РусьВладимирская. А тута — Русь Емелина, сюда пускать не велено...

Григорий отстранил князя рукой, выступил вперед и вдруггаркнул, да так, что испуганно присел и поджал уши конь под Ильей Муромцем:

— Оборзели?!!

Илья оторопело уставился на него. Григорий набрал в легкиепобольше воздуха и, выпучив глаза, рявкнул еще:

— Над князем куражиться?!! У последней черты, можносказать, стоим! Разменяли Русь, мать вашу!!!

Ноги у богатырского коня окончательно подкосились, и онтяжело плюхнулся наземь.

— Да ладно, брось орать-то, — примирительнозаговорил вынужденно спешившийся Илья. — Чего надо-то?

Однако Григорий раздухарился и, видать, в сердцах о целисвоего прибытия запамятовал:

— Чего надо?! — продолжал он грознокричать. — А если даже и ничего, тогда что?!!

Илья призадумался, но промолчал. Тут вовремя встрялВладимир. Опосля гришкиного рыка голос его казался тоненьким и слабеньким, хотяи кричал он, пытаясь попась тому в тон:

— Лечить Забаву будем, или как?!

Илья глянул на него, презрительно поморщился, но тут князяподхватил Григорий:

— ИЛИ КАК?!! — рявкнул он с присвистом.

Илья почесал шлем.

— Вот это да, — сказал он, — вот это японимаю. Глас народа. Проходите, чего уж там. Или мы — нехристи какие, непонимаем?.. Дело-то семейное...

Григорий и Владимир чинно проследовали через границу. Князьс уважением поглядывал на своего спутника.

...Обезумевший от горя Добрыня сидел перед постелью жены,время от времени роняя на дубовый пол скупую мужскую слезу.

Войдя в покои, Владимир остановился в нерешительности.Григорий же протопал прямо к постели и приказал безаппеляционно:

— Очистить помещение!

— Ты кто таков? — подпрыгнул от неожиданностиДобрыня.

— Лекарь это, Добрынюшка, лекарь, — успокоил егоВладимир. Из народа человек. Святой, ежели не врет. Обещался зазнобу твою наноги поставить.

— Пущай ставит, ежели обещался, — согласилсяДобрыня. — А не поставит, пусть на себя пеняет.

— Очистить помещение, — неприятным голосомповторил Григорий. — И ты, князь, тоже, между прочим, выйди, а то, неровен час, на тебя хворь перекинется.

— Пошли, пошли, Добрынюшка, — заторопился князь ипотянул богатыря за рукав.

— Да как же я жену свою... в спальне... смужчиной... — начал Добрыня неуверенно, но Владимир тут же инициативуперехватил:

— Да ведь старец он уже, Добрыня. Святой, тем более. Амедицина, брат, дело темное, разумению нашему не подлежит...

Наконец, князь выволок богатыря из комнаты, и Григорий сЗабавой остались наедине. Григорий откашлялся и произнес в подрагивающую отрыданий спину:

— Ну, сказывай, красна девица, что у твоей болезни засимптомы?

Забава прекратила рыдать, обернулась, села на кровати,поджав под себя ноги, утерла слезы, улыбнулась во весь рот и ответила:

— А ты — страшненький, дядька. Лохматенький. Ястрашненьких люблю. — И она озорно подмигнула. — Вот и Тугарин у менябыл — такая страхолюдина, глянешь, дух захватывает. А я его люби-и-ла, —вновь принялась она размазывать по щекам слезы. — Страшный, зеленый,чашуйчатый, — шмыгая носом, продолжала Забава мечтательно. — Не точто этот, — презрительно кивнула она на дверь. — Розовый, гладкий,словно девка красная, аж потрогать противно! Еще и Добрыней кличут... добрый,значит. Бр-р! А Тугарин — злой был! Решительный! Настоящий мужчина. Ты, дядька,тоже злой, по глазам вижу, — заметила она, вглядываясь в дремучиераспутинские космы. — Тоже, видать, решительный... Ну, иди ко мне,волосатенький, — протянула она к нему руки обольстительно, — иди,развей мои печали!

— Изыди, Сатана! — вскричал Григорий, отскочив кпротивоположной стене, — руки прочь, бесстыжая!

— Ругается! — умилилась Забава и ринулась за ним.

Распутин опрометью кинулся в двери и, захлопнув их передсамым Забавиным носом, подпер их собственной спиной.

С минуту за его спиной раздавались удары и толчки, потом всестихло, а затем в отдаление вновь послышалось девечье хныкание. Григорийрасслабился.

— Ну что?! — обступили его с обеих сторон Добрыняи Владимир.

— Жить будет, — объявил старец авторитетно. —Случай однако сложный. Сглазили девку.

Владимир охнул, а Добрыня возопил:

— Кто?! Кто сглазил?! Скажи только, из-под землидостану!!!

Вот тут-то и выложил Григорий то, ради чего ко дворуВладимирову прибыл, ради чего и весь спектакль с лечением Забавы затеял: