Дверь открылась!

Мы с братом ввалились в маленькую комнатку, вроде прихожей.Там еще дверь была. Зашли, видим — просторный зал, полки с книгами, как вКащеевой библиотеке, сквозь замерзшие окошки кое-как пробивается свет. Посредизала железная печка, на ней — коробок спичек и пачка «Беломорканала». В углу —железная койка. И холодина — как на улице.

— Все равно замерзнем, — решительно заявилСтас. — Так уж получается.

— Не замерзнем! — сказал я с неизвестно откудавзявшимся оптимизмом и стал снимать с полок подшивки газет: «Труд»,«Комсомольская правда» и «Спид-ИНФО».

Когда в печке газеты как следует разгорелись, я придвинулСтаса поближе к огню, накрыл одеялом с койки, сам в другое укутался. И мыпринялись оттаивать.

...Минут через сорок вся изморозь с нас сошла, а у Стасадаже ноги снова шевелиться начали.

— Газеты-то кончаются! — ехидно, словно рад былзамерзнуть, заявил он. — Что делать будем?

Я оторвался от увлекательного чтения — той странички в«Спид-ИНФО», которую печатают кверх ногами, с удовольствием запустил газету вогонь и сказал:

— Твоя очередь огонь поддерживать. Вон... книжек много.

У Стаса отвисла челюсть.

— Книжками? — простонал он.

— А чем еще, — вздохнул я. — Ну, че получшеоставляй, а всякую лабуду — в огонь.

— Нехорошо... — Стас замотал головой. — Людистарались, писали... А мы — сжигаем?

Ах, он же у нас теперь начинающий писатель! Я рассвирипел:

— Запомни, Стас, жизнь человеческая, тем более детская,важнее книжек!

— Ну да, — поколебавшись сказал брат, — обэтом и Решилов писал.

— Вот! И все писатели с радостью бы сожгли свои книжки,ради того, чтобы нас спасти! Уверяю! Даже Лев Толстой бы сжег, он детей оченьлюбил.

— Вот с него и начнем, — решил Стас. Но Толстогоон нашел не сразу. Вначале мы грелись Достоевским, тем более, что тот самговорил: ничто, мол, в мире, детской слезинки не стоит. Потом Лермонтованашли... но он мало написал, к сожалению. Диккенс нас окончательно согрел, а насередине Льва Толстого температура в комнате стала вполне приличной. Мысбросили одеяла, придвинули койку к огню поближе и начали военный совет.

— Книжек нам на недельку хватит, — рассуждалСтас. — А за это время мы другие дома откроем, всяких деревяшек запасем,может и радиостанцию включим...

— А есть что будем? — я вытряс из кармановприпасы, запасенные на пиру у Кащея. — Этих конфеток и печенья надолго нехватит!

— Ну, на моржей будем охотиться, — беспечно сказалСтас, извлекая из-за пазухи подмороженные бананы, а из карманов — твердые каккамень пирожки.

— Балда! В Антарктиде моржей нет... кажется. Тут толькопингвины водятся.

— Значит на пингвинов будем охотиться. Это еще лучше,они яйца откладывают. А я хорошо яичницу готовлю. Ты знаешь.

От последней фразы меня снова мороз продрал. Не для того яродную маму от фараона спасал, не для того на Венеру путешествовал, не для тогоКащея пинал, чтобы от пингвиньей яичницы помереть!

— Пингвины, Стас, — как можно внушительнее сказаля, — животные редкие, исчезающие. Их охранять надо!

— Ничего, — отмахнулся Стас, — я по теликуслышал, что если человек в безвыходную ситуацию попал, то он может на когоугодно охотиться... Костя, ты чего почитать хочешь, Булычева или Казанцева?

— Конечно Булычева!

— А я на нем бананы разогрел, — убитым голосомотозвался Стас. — Да ладно, книжка не очень толстая была. «Старость Алисы»называлась.

Я только вздохнул. Я книжки про Алису люблю... да и она самамне нравится. А вот Стас никак этого не поймет.

— Давай поедим, и спать ляжем, — с горя предложиля.

— Давай, — радостно согласился Стас. И мыпринялись наедаться перед сном. Вначале съели пирожки, потом бананы, которыестали мокрые и липкие. Осталось у нас чуть-чуть конфет и пригоршня печенья.

— Завтра будем голодать, — вздохнул Стас. —Или на пингвинов охотиться...

Дались ему эти пингвины! Я ехидно спросил:

— Как же ты на них охотиться собрался? Мумми-бластеровнету!

— Очень просто. Сделаем лук и стрелы. Как в книжке«Столяровы, старший и младший».

— Слушай, твой Решилов — это ходячая оружейнаялавка! — съязвил я.

— Еще бы. Он же книжку о старинном оружии написал —«Девочка с аркебузой»... — Стас вздохнул и принялся кидать в огонь толстыетома Казанцева. Потом заметил: — Вот... Тоже полезный писатель. Много написал.И бумага хорошая, сухая.

...От вчерашних переживаний и разговоров мы даже забыли договориться,кто будет огонь поддерживать. Так что утром не ругались, по чьей вине он погас.Бросили жребий, кто будет печку растапливать — стали перечислять фантастическиероманы на букву «П». Кто первым остановится, тот и проиграл. Стас первымвыдохся, вылез с визгом из-под одеяла, ну, и давай огонь разводить! И главное,со злости начал жечь именно те книжки, которые на «П» начинались. Ох и много жеих было! Пляшет, противный, по полу, подкармливает печку печатной продукцией,причитает печально:

— «Путь обмана»... Простите, пожалуйста... «Пристаньжелтых кораблей»... Пойдет! «По грибы»... Придется... «Пляшущие человечки»...

— Подожди! — пришлось придержать потенциальногописателя. — Прекрасная повесть!

Вылез я из-под одеяла, отобрал у Стаса «Человечков». На чтоначал замахиваться, подумать страшно! И мы принялись кидать в огонь другиедетективы. Подняли температуру в помещении, и «Уставом караульной службы», укоторого корешек самый твердый оказался, изморозь с окна отскоблили. Смотрим:погода портится. Ветерок со снегом, тучи в небе.

— Стас, еды много осталось?

— Ну... конфеты, печенье...

— Значит, придется искать продукты, — решил я.

...Чего мы только не нашли, замотавшись в одеяла и открывтопором самые сложные замки. Четыре мясорубки, восемь кастрюль, соковыжималку,мантышницу и машинку для закатывания маринадов... А вот из еды был толькозамерзший насквозь аквариум с пятью золотыми рыбками и десятком улиток.

— Что же здесь случилось? — грустно сказал Стас,когда мы вернулись в теплую, согретую Человеческой Мыслью библиотеку.

И тут меня осенило! Я схватил со стола журнал учета выданныхкниг и стал его зачитывать, ближе к концу: