Очнулся он на операционном столе в кабинете доктора Уала, просторной комнате с множеством медицинских шкафчиков и россыпями различных хирургических инструментов. Уал держал у него под носом дурно пахнущий комок ваты. Сэмюэль закашлялся и сел.

– Так-то оно лучше, – сказал доктор Уал. – Надо было бы вырезать тебе мозги, но сомневаюсь, что они у тебя есть. Что ты хотел украсть, негодник?

– Украсть? Ничего, – с негодованием сказал Сэмюэль.

– Как тебя звать?

– Сэмюэль Рофф.

Пальцы доктора стали ощупывать правое запястье Сэмюэля. Мальчик дернулся и вскрикнул от боли.

– Гм. У тебя перелом запястья, Сэмюэль Рофф. Может быть, полиция тебе его вылечит?

Сэмюэль аж застонал от тоски. Он представил себе, что случится, когда полиция с позором доставит его домой. Тетушку Рахиль наверняка хватит сердечный удар, а отец просто убьет его. Но самое главное, он теперь навсегда потеряет надежду уговорить дочь доктора Уала стать его женой. Ведь теперь он преступник, меченый. Вдруг Сэмюэль почувствовал, как неожиданно доктор сильно дернул его за руку. На какое-то мгновение у него от боли потемнело в глазах. Очнувшись, он с удивлением взглянул на доктора.

– Все в порядке, – сказал тот. – Я вправил тебе запястье.

Он начал накладывать шину.

– Ты что, живешь где-нибудь неподалеку, Сэмюэль Рофф?

– Нет, доктор.

– Что-то уж больно часто встречаю тебя возле своего дома.

– Да, доктор.

– Почему?

Почему? Если он скажет правду, доктор Уал засмеет его.

– Хочу стать врачом, – неожиданно для самого себя выпалил Сэмюэль.

Уал недоверчиво посмотрел на него.

– Именно поэтому ты, как вор, взобрался ко мне?

И тут Сэмюэль стал рассказывать ему все по порядку. О своей матери, о том, как она умерла у него на глазах, об отце, о первом визите в Краков, о том, как ему претит быть на ночь запираемым, как скотине, в гетто. Он даже рассказал о чувствах, которые питает к его дочери. Он говорил, а доктор молча слушал. К концу рассказа Сэмюэль сам понял всю нелепость своих притязаний и прошептал:

– Я... я очень сожалею о своем поступке.

Доктор Уал некоторое время молча смотрел на него, а потом сказал:

– И я сожалею. Но не о том, что произошло сегодня. Я сожалею вообще о нашей жизни, о всех нас, о себе и о тебе. Всяк человек несвободен, но страшно, когда он несвободен по воле другого человека.

Сэм недоуменно взглянул на него:

– Я не понимаю, о чем вы говорите, доктор.

Доктор вздохнул:

– Когда-нибудь поймешь.

Он встал, подошел к столу, выбрал трубку и медленно стал набивать ее табаком.

– Думаю, Сэмюэль Рофф, тебе сегодня здорово не повезло.

Он зажег спичку, прикурил и, задув спичку, повернулся к юноше.

– Не потому, что сломал запястье. Это заживет. Сейчас я тебе сделаю такое, что заживет не так быстро.

Сэмюэль, широко раскрыв глаза, неотрывно смотрел на доктора. Тот же подошел к нему совсем близко, и, когда заговорил, голос его был мягок.

– У многих людей есть мечта. У тебя же две мечты. Боюсь, что мне придется обе их разрушить.

– Я не...

– Слушай меня внимательно, Сэмюэль. Ты никогда не сможешь стать врачом – здесь не сможешь. Только троим из нас разрешено практиковать в гетто. Десятки искусных врачей ждут, когда кто-либо из нас троих выйдет на покой или умрет, чтобы занять его место. У тебя нет никаких шансов. Никаких. Ты родился в плохое время и в плохом месте. Понимаешь меня, мой мальчик?

Сэмюэль судорожно сглотнул.

– Да, доктор.

Доктор немного помолчал, затем вновь заговорил:

– Теперь относительно твоей второй мечты – думаю, она тоже нереализуема. У тебя нет шансов жениться на Терении.

– Почему? – спросил Сэм.

Уал взглянул ему прямо в глаза.

– Почему? Да по той же причине, по которой ты не можешь стать врачом. Мы живем по неписаным законам и традициям. Моя дочь выйдет замуж за человека своего круга, человека, который в состоянии содержать ее в таком окружении, в каком она выросла и была воспитана. Она выйдет за образованного человека: юриста, доктора или раввина. Тебе же придется выкинуть ее из своей головы.

– Но...

Доктор уже мягко подталкивал его к двери.

– Будь осторожен со сломанной рукой и постарайся не пачкать бинтов.

– Да, доктор, – сказал Сэмюэль. – Спасибо.

Доктор Уал внимательно посмотрел на умное лицо стоявшего перед ним юноши.

– Прощай, Сэмюэль Рофф.

* * *

На следующий день пополудни Сэмюэль позвонил во входную дверь дома Уалов. Доктор Уал видел из своего кабинета, как он шел к дому. Он знал, что не должен пускать его.

– Впусти его, – сказал он горничной.

И Сэмюэль стал приходить в дом Уалов по два, а то и по три раза в неделю. Он выполнял различные мелкие поручения доктора, и взамен тот позволял ему наблюдать, как лечит больных или готовит лекарства в своей лаборатории. Юноша смотрел, учился и запоминал. Он был одарен от природы. Доктор Уал наблюдал за ним с нарастающим чувством вины, так как фактически поощрял его стать тем, кем он никогда не сможет стать в гетто, но у него не хватало духу прогнать его.

Случайно или нарочно, но в те дни, что Сэмюэль бывал у доктора, тут же оказывалась и Терения. То он сталкивался с ней, когда она проходила мимо лаборатории, то когда выходила из дома, а однажды он столкнулся с ней наедине лицом к лицу на кухне, и у него так сильно заколотилось сердце, что он чуть не упал в обморок. Она посмотрела на него долгим испытующим взглядом, затем учтиво кивнула и исчезла. Она обратила на него внимание! Первый шаг сделан! Остальное довершит время. Сэмюэль не сомневался в этом. Так решено свыше. Без Терении у него не было будущего. Если раньше он мечтал только о своем будущем, теперь он стал мечтать и за себя, и за нее. Он вытащит их обоих из этого проклятого гетто, этой вонючей, переполненной людьми, грязной тюрьмы. Он добьется в жизни огромных успехов. И эти успехи она разделит с ним.

Хотя все это и было невозможно.

* * *

Элизабет заснула над Книгой о Сэмюэле. Утром, проснувшись, она тщательно ее спрятала и стала одеваться, чтобы идти в школу. Но Сэмюэль не выходил у нее из головы. Как же он все-таки женился на Терении? Как выбрался из гетто? Как стал знаменитым? Элизабет жила Книгой и негодовала оттого, что приходилось всякий раз возвращаться в двадцатый век.

Одним из обязательных и наиболее ненавистных для Элизабет занятий был балет. Она влезала в свою розовую балетную пачку, подбегала к зеркалу и пыталась внушить себе, что у нее роскошная фигура. Но из зеркала на нее смотрела горькая правда: толстуха! Балетная пачка сидела на ней как на корове седло!