Поняв, что нам не удалось переубедить мистера Хилла, я позвонил к Вам в контору в надежде, что мне удастся обсудить дело с Вами, но мне сообщили, что Вы собираетесь ехать в Европу и не хотите ни о чем говорить, но будете рады, если я пришлю Вам свои планы и соображения в Лондон на рассмотрение. Вместо этого я решил, что лучше обсудить дело с Вашим партнером, мистером Бэконом, который заявил мистеру Гарриману, что «Юнион Пасифик» пока не выдвигала никаких предложений, а до тех пор трудно понять, что можно сделать. Контракт с «Берлингтоном» тогда еще не был окончательно подписан. Я заявил мистеру Бэкону, что «Грейт Нозерн» и «Нозерн Пасифик» совершат большую ошибку, если купят «Берлингтон», которая отразится почти на всех дорогах к западу от реки Миссури и столкнет интересы системы «Нозерн», обладающей большим влиянием, и всех трансмиссурийских железных дорог, также создаст ситуацию, которая будет постоянно угрожать интересам «Юнион Пасифик». Далее, я заявил мистеру Бэкону, что, поскольку он уверял, будто «Юнион Пасифик» не выдвигал никаких предложений, я готов, несмотря на непомерно высокую цену, купить контрольный пакет «Берлингтона»… и заплатить наличными за одну треть пакета «Берлингтона», равную приблизительно 65 млн долларов; или, если наличные нежелательны, «Юнион Пасифик» предоставят достаточные гарантии в обеспечение интересов «Грейт Нозерн» и «Нозерн Пасифик» в размере одной трети совместных облигаций, которые, по слухам, эти компании собирались выпустить ради приобретения «Берлингтона». Мистер Бэкон ответил на это, что уже поздно и ничего нельзя поделать. Тогда я предупредил мистера Бэкона, что «Юнион Пасифик» сочтет создавшееся положение недопустимым и намерена решительно протестовать.

После того как все наши попытки провалились, в «Юнион Пасифик» прошли прения. Там решили: если компания «Берлингтон», как выяснилось, и будучи независимой, представляла собой фактор для беспокойства и тревоги, насколько ухудшатся эти условия после того, как «Берлингтон» перейдет под управление двух мощных компаний системы «Нозерн», каковые и без того создали сложное положение в северных штатах Тихоокеанского побережья и которые могут и хотят, рано или поздно, по причине контроля над «Берлингтоном», дать «Юнион Пасифик» бой как на Востоке, так и на Западе. Вспомнили, какими методами м-р Хилл в начале своего пути пытался свалить «Нозерн Пасифик»; тогда же было решено, что требуется надежная защита «Юнион Пасифик» против возможной катастрофы. Учитывая создавшееся положение, необходимо принять решительные меры для того, чтобы любой ценой обеспечить «Юнион Пасифик» право голоса в деле «Грейт Нозерн» – «Нозерн Пасифик» – «Берлингтон», чего не удалось добиться дружескими увещеваниями и протестами.

На этом основании, от лица объединений «Юнион Пасифик», мы приступили к скупке акций «Нозерн Пасифик», не имея в виду на самом деле перехватывать контроль и управление имуществом у тех, в чьем владении оно находилось, но единственно желая закрепить за собой возможное влияние на правление «Нозерн Пасифик» и тем самым либо приобрести также влияние на правление «Берлингтона», либо, возможно, послать своих представителей в совет директоров последней. Выполняя принятое решение, я воспользовался первой же представившейся возможностью, после того как компании «Юнион Пасифик» собрали свыше 40 процентов основного капитала «Нозерн Пасифик», сообщил о наших действиях м-ру Хиллу и заявил ему, что единственная цель в столь большом приобретении акций «Нозерн Пасифик» заключается в достижении согласия и общности интересов, чего не удалось добиться другими средствами и личными призывами к нему; я просил его передать мои слова Вашим партнерам и сделать все, что в его власти, чтобы добиться такого результата. Все это происходило утром в пятницу, 3 мая. Вечером того же дня мистер Хилл приехал ко мне домой, пробыл у меня до полуночи и неоднократно заверял меня в том, что выполнить мои предложения удастся без труда. Однако мистер Хилл, очевидно, не поверил сделанному мною заявлению о владении «Юнион Пасифик», так как в следующий понедельник началась лихорадочная скупка акций и здесь, и в Лондоне, которая в течение 48 часов создала неблагоприятные условия, которые мы наблюдаем в последнее время. Полагаю, наши партнеры подтвердят, что моя фирма делала все, что в ее власти, чтобы смягчить удар, полученный не по ее вине, но, хотя можно лишь сокрушаться о страданиях общественности, по моему мнению, если бы это не началось и безумная спекуляция продолжалась еще месяц или два, произошло бы что-нибудь еще, что вызвало бы гораздо более серьезную катастрофу того характера, какой надолго причинил бы ущерб всей стране.

Таково положение дел. Предоставляю Вам делать какие угодно выводы, но полагаю, что Вы примете к сведению мои слова: компании, входящие в «Юнион Пасифик», никоим образом не желают стать врагами Вам или Вашей фирме. Я и мои партнеры всегда желали и желаем, чтобы нам позволили помочь в поддержании Вашего личного, столь заслуженного, престижа. Компании, входящие в «Юнион Пасифик», и, разумеется, моя фирма и я готовы сделать все в пределах разумного, что Вы попросите или предложите, чтобы создать условия, справедливые для всех заинтересованных сторон, и не сеять среди них семена будущего раздора, разногласий и возможной катастрофы.

Полагаю, мистер Морган, Вы поймете дух данного письма… надеюсь, что Ваше пребывание за границей не омрачат неблагоприятные события…

Искренне Ваш,

Джейкоб Г. Шифф».

Хилл не воспринял случившееся так близко к сердцу. 12 мая, через три дня после паники, он широким шагом вошел в контору «Кун, Лёб и Кº», очевидно собираясь переговорить с главой фирмы, которого не оказалось на месте. Он подошел к столу Феликса Варбурга и спросил: «Как Шифф?»

«Не слишком рад», – ответил Варбург, на что Хилл заявил: «Он воспринимает все слишком всерьез».

Затем он спросил о здоровье членов его семьи. Не только деловые интересы смягчали шероховатости в те дни и в конечном счете способствовали примирению прежних врагов, на что имеется намек в письме Шиффа к Хиллу от 10 июня, очевидно написанном в ответ на письмо Хилла, в котором тот протягивал Шиффу оливковую ветвь: «Я очень сожалею о том, что не имел возможности снова увидеться с Вами, прежде чем Вы отбыли домой, но искренне признаю, что ничто за долгое время не доставило мне такой радости, как Ваше субботнее сообщение, которое я сегодня утром нашел на своем столе. Последний месяц я переживал, наверное, самые тревожные часы в жизни, ибо, мягко говоря, не могу передать, насколько неприятно мне было, впервые за пятнадцать лет, очутиться в положении, когда мы с Вами не могли идти рука об руку, как… шли много лет. Хотя я примерно на десять лет моложе Вас, я, как, несомненно, и Вы, понимаю, что мы стремительно приближаемся к тому времени, когда нам придется сложить с себя полномочия, и, когда бы такое время ни наступило, я, по крайней мере, хочу знать, когда буду призван отправиться в путь, что друзья, которые мне доверяют, не будут иметь причин разочаровываться во мне. Вы, несомненно, знаете, что я поддерживал Вас, в мыслях и на деле, во время, когда друзей у Вас было меньше, чем сейчас, когда Ваша проницательность еще не была признана многими из тех, чья дружба определяется лишь действительными результатами. Уверяю Вас, дорогой мистер Хилл, что для меня означало бы почти несчастье, если бы события сложились так, чтобы наши пути впоследствии разошлись. Льщу себе мыслью, что и Вы испытываете нечто подобное, и теперь, когда найдены способы и средства, с которыми Вы с такой готовностью согласились и которым Вы, с Вашей всегдашней изобретательностью, помогли придать практический вид, полагаю, что Ваши интересы и интересы тех, кого представляем мы, можно связать воедино так прочно и выгодно, что вскоре мы все почувствуем, что события, которые нам пришлось пережить за последние несколько недель, оказались не напрасными, и даже хорошо, что они случились. Во всяком случае, поверьте, я искренне признателен Вам за дух, побудивший Вас написать мне перед отъездом домой. Надеюсь, что Ваш отпуск пройдет приятно и плодотворно, остаюсь с наилучшими пожеланиями Вам и миссис Хилл…»