что для тебя будет выходом эта ситуация, что деньги этой семейной пары помогут тебе начать всё сначала.

– Странный ты для меня придумал выход. Разве отдать своего ребёнка не грех?

– Меньший, по сравнению с самоубийством. И потом, ты должна знать, что рождённые вами дети принадлежат не вам. Они рождаются через вас, людей. Но они – самостоятельные души, которые приходят в этот мир, в ваш материальный мир, чтоб выполнять свою собственную миссию, они должны жить для себя самих, а не являться собственностью родителей. Кровные узы – это не те узы, которые связывают души друг с другом. Материнский инстинкт дан женщинам, чтоб они хотели рожать и заботиться о потомстве, пока оно само не сможет о себе заботиться. Иначе, жизнь на Земле прекратится. И этот инстинкт очень сильный. Поэтому Ксения готова была на всё, ради ребёнка. И по той же причине ты так страдала по своей дочери. Но ты должна была понимать, что сделала для этой Души, рождённой тобою, добро. У тебя появилось снова жильё, работа, перспективы. Я уж думал, ну всё. Ты исправилась и всё осознала. Но нет! Тебе понадобилось вернуть дочь. Вот скажи, неужели ты была так глупа, что решила, будто Виноградовы отдадут тебе Валечку?

– Значит, была. Но ты же сам говорил, что материнский инстинкт такой сильный! Значит, я не виновата.

– Ты сознательно на это пошла. Потом переменила решение. Ты могла принести много горя этой семье и самой малышке. Я уж не знал, что предпринять… Но у тебя снова появился шанс, последний, как оказалось. Десятый. Громила-грузчик, посланный Петром Виноградовым, предложил тебе крупную сумму денег. Ты могла взять их и уехать далеко. Подальше от этого города, где была так несчастна. Но нет! Твоя гордыня не позволила тебе сделать этого. Я пытался вдолбить тебе мысль о том, что это был бы неплохой вариант, и ты, вспомни, на секунду задумалась об этом. Проскользнула такая мысль. Но ты решила иначе в итоге. Когда этот человек тебя ударил, и ты неудачно мощно влетела в стену гаража, я лёг сверху на тебя, накрыл собою. Но не смог удержать тяжёлую ледяную глыбу. Я всего лишь Дух. Ты получила травму головы и умерла. Прости, ангелы не всесильны.

Воцарилось молчание. Перед внутренним взором Алины промелькнула вся её непутёвая жизнь. Прошедшая недолгая жизнь на Земле. Всё вроде бы логично говорил ангел по имени Ларри, её личный хранитель. Ничегошеньки она не видела. Ни единого шанса. А они, оказывается, были. Душе-Алине было грустно. Она заметила, что и ангел тоже не весел. Он посмотрел на неё с сожалением и сказал:

– Подведём итог: ты бездарно израсходовала данное тебе земное время. Ты много ошибалась и не видела дальше своего носа. Была эгоисткой. А ещё была слабой, неуверенной в себе трусихой. Эти качества сочетались в тебе с непомерными амбициями и гордыней. Ты была неблагодарной и недальновидной женщиной. Вот и результат.

У Алины закружилась голова. Она увидела, что светлая уютная комната растворилась в густом тумане, постепенно растаяли стены, потолок и пятна картин с пейзажами, стол с лакомствами. Под ногами исчез пол, и Алине показалось, что она проваливается в чёрную бездну, которая простиралась вокруг неё со всех сторон, сверху и снизу, будто открытый космос. Она зажмурилась, и в животе ёкнуло, как бывает, когда летишь вниз на быстрой карусели, но тут же она почувствовала, что тело её (тело-иллюзию) кто-то подхватил, предотвратив падение. Душа-Алина открыла глаза. Вокруг было темно, но где-то вдали со всех сторон мелькали жёлтые звёзды, посылая свой яркий свет в необъятное пространство ночи. На руках у ангела-хранителя Ларри было уютно, тепло и так спокойно. Сам он тоже преобразился. Лицо было таким же, но выражение стало добрым и сочувствующим, без ехидной улыбки. Вместо водолазки, брюк и начищенных ботинок на нём было надето светло-голубое одеяние, длинная широкая рубаха и шаровары. Лёгкая одежда, точно из шёлка, и цвет приятный, нежно-бирюзовый. На ногах были бежевые тряпичные туфли из парусины. За спиной, как у настоящего ангела, у Ларри были крылья. Большие, белые, из перьев и пуха. Очень мягкие, так как Ларри, держащий Алину на руках, точно жених невесту, гладил её по голове левым крылом. И вытирал им же её слёзы. А другим крылом Ларри слегка помахивал, удерживая равновесие, что помогало ему быть подвешенным в этом бескрайнем ночном небе. Алина не сразу заметила, что они медленно перемещаются, летят. Без определённого направления, а так, по кругу. У Алины перед глазами стояла картина своих последних минут на Земле. Даже вспомнила, как она лежала, и умирая, чувствовала дикое отчаяние и обиду от того, что пришёл её конец. Именно обиду. За себя.

– Не плачь, Душа моя, – попросил Ларри, погладив Алину по голове.

– Не могу, – всхлипывала она.

Ангел прижал бедную девушку крепче и поцеловал в глаза и в лоб. В этот момент Алина почувствовала любовь к нему. Это чувство она уже испытывала, когда в детстве мама прижимала её к себе. Тогда она маму беззаветно любила. Без всяких условий. Вспомнила, как в четыре годика она ждала маму в садике на утренник, где должна была выступать. Все родители уже пришли и сидели в зале на маленьких стульчиках. Заиграла музыка, а Алининой мамы всё не было. Она опаздывала, а девочка готова была зарыдать от отчаяния. Но тут дверь отворилась, и в зал забежала запыхавшаяся её мама, тихонько пробралась на последний ряд, шёпотом извиняясь перед другими мамами, мимо которых пролезала на своё место. И тогда маленькая Алина, вместо того, чтобы петь свой куплет, со всех ног бросилась к маме, зарылась в её юбку и заплакала. И теперь, в объятиях Ангела, она почувствовала такую же любовь. Как к матери. Боже! Что она натворила? Как же так получилось, что она так поступала со своей родной земной матерью? Куда рассеялось то чувство, что жило в её душе в четыре годика? Та сильная, безусловная любовь. Алина заплакала сильнее. Ангел снова стал гладить её крылом и успокаивать:

– Прошу, не надо. Всё теперь позади. Ты думаешь, мне не больно было наблюдать за тобой? Я тебя люблю, поверь. И я с тобой был так резок, потому что хотел, чтоб ты что-то поняла.

– Я многое поняла. Но что теперь со мной, со мною-Душою будет? Я не достойна рая. Я попаду в ад?

Ангел тем временем приземлился на пушистом белом облаке, плывущем в предрассветном небе в компании своих таких же белоснежных