Одним из таких был солдат роты охраны Ходжагарского отдела ХАД Абдула (настоящее имя в целях его безопасности не называю), лет 35, узбек, несколько комичной внешности: маленький — «метр пятьдесят с чалмой», шустрый «живчик», умеющий всегда чего-то и где-то раздобыть, в чем-то схитрить, с хорошо развитым чувством юмора (где был он — там был смех и веселье — ну, впрямь, афганский «Труффальдино и Бергамо») и вместе с тем очень смелый, решительный и жесткий человек. Он неоднократно десантом выезжал с нами на операции и засады, в связи с чем и между нами установилось некое подобие приятельских отношений: мы всегда тепло здоровались, угощали друг друга сигаретами, иногда на операциях я подбрасывал ему консервов, а он всегда стремился ехать на «моей» БМП. С ним-то и связан один из примеров афганского варианта войны с мятежниками все из той же области «черного» юмора.

В ноябре 1984 года нас серьезно обеспокоили участившиеся обстрелы наших колонн при следовании мимо кишлака Вазирхан в долине Дашти-Арчи. Стреляли «духи» издали — с 800–900 метров: вроде бы и не прицельно, но весьма неприятно. А тут прямо на глазах у меня был убит 18-летний афганский солдат, ехавший десантом на моей «броне». Я по какой-то причине спрыгнул с БМП и подбежал к остановившейся сзади «бэхе», а этот афганец тут же уселся на мое командирское место и буквально через несколько секунд был «наказан» за свое самовольство бандитской шальной пулей прямо в лоб. Этот случай запомнился мне не только тем, что этот молодой узбекский парень получил, возможно, «мою» пулю, но и тем, что впервые мне довелось вблизи, словно на замедленных кадрах, видеть, как уходит жизнь из смертельно раненного человека. Из раны на его лбу крови не было, а выступила лишь капля какой-то серо-желтой массы, видимо, мозга. По лицу пробежала какая-то судорга, он всхлипнул и затих, глаза начали стекленеть и на его лице возник «треугольник смерти» — сначала обострился и пожелтел кончик носа, а затем эта желтизна охватила крылья носа, губы и их уголки. Так жизнь уходит из человека. Это произвело на меня весьма гнетущее впечатление и перед моими глазами еще несколько месяцев периодически возникала эта картина, а мозг сверлила мысль: «Неужели и со мною так будет, когда придет мой час?»

Гибель этого молодого парня стала той «каплей», переполнившей наше терпение, и подтолкнула нас к возмездию. Во время очередного прохождения нашей колонны мимо кишлака Вазирхан, согласно заранее отработанному плану, с первыми выстрелами «духов» все БТР и БМП по команде резко повернули на 90 градусов и, перестроившись в боевую линию и стреляя со всех видов оружия, на максимальной скорости устремились к кишлаку. Находившиеся на нашей «броне» десантом «сарбозы» ворвались в кишлак настолько стремительно, что некоторые «духи» даже не успели сбежать. Абдулла в числе первых заскочил во двор достаточно зажиточного дома и через 2–3 минуты мы услышали его крики, а затем прозвучал выстрел. Бросившись во двор, мы увидели, как Абдулла деловито снимает с убитого им хозяина добротные, почти новые, берцы. Затем присев на землю, он снял свои стоптанные болгарские десантные ботинки и тут же с явным удовольствием начал примерять трофей. Посмотрев на свои дырявые носки, он, тяжело вздохнув, подошел к убитому и стянул с него носки, которые, не побрезговав, тут же натянул себе на ноги. Под впечатлением произошедшего я заинтересовался реакцией находившихся тут же трех жен убитого — они не проявили ни малейшей жалости к убитому. Причина крылась в том, что погибший в действительности оказался командиром бандгруппы и, не успев сбежать, заскочил в дом, спрятал автомат и снаряжение и стал выдавать себя за хозяина. Наверное, он так бы и ушел, если бы Абдулле не понравились его берцы. Вот к чему приводит скупость! А отдал бы он свои ботинки и был бы свободен! Порой, вспоминая этого солдата ХАД, непроизвольно возникает вопрос: где он сейчас? Жив ли? Как сложилась его дальнейшая судьба?

Следует отметить, что порой от афганских солдат исходила и другая угроза для нас. Нет, не от того, что кто-то из них мог выстрелить нам в спину (такое тоже бывало), а от полного пренебрежения ими мерами безопасности при обращении со своим оружием. Как-то это чуть было не стоило мне жизни. В ноябре 1984 года мы выехали для сопровождения колонны из Шерхана на нашу «точку». В качестве десанта на нашу бронетехнику приняли афганцев. Мою БМП облепило человек восемь «сарбозов». Сидя в командирском люке, я заметил, что у сидевшего у меня за спиной и вертевшегося как юла «сарбоза» на автомате спущен предохранитель. Хотел было сказать ему об этом, но в этот момент меня окликнул наводчик-оператор Сербинов, сидевший в башенном люке. Поскольку шлемофон у меня висел на плече, то потянувшись к нему, чтобы расслышать сквозь шум мотора, что он хочет сказать, вдруг услышал сзади одиночный выстрел и звон металла. Обернувшись назад, мне бросилось в глаза бледное, застывшее от ужаса лицо этого афганского солдата, уставившегося на крышку моего командирского люка, где виднелась вмятина от пули. Все стало ясно: этот «приварок» случайно задел спусковой крючок своего автомата и при выстреле мне чудом удалось уклониться от пули, которая ударила в крышку моего люка и, срикошетив, судя по ее траектории, пролетела между мною и Анатолием. На миг я потерял дар речи, но зато сидевший справа на «броне» афганский сержант отреагировал на это мгновенно — «со всей дури» ногой дал хорошего пинка виновнику так, что тот на ходу слетел с БМП, кубарем покатившись в кювет. Затем поднялся, отряхнулся, подхватил свой автомат и бросился карабкаться на сзади идущую нашу «бэху». У меня же мелькнула мысль: «В который раз меня уберег мой ангел-хранитель».

Второй несчастный случай, которому мне довелось стать свидетелем, произошел в октябре 1987 года во время операции в зоне Имам-Сахиба. Поздно ночью в доме, где на ночлег разместились «сарбозы», прозвучал взрыв. Бросившись внутрь, мы увидели страшную картину: семь изуродованных и посеченных осколками тел лежали в крови без признаков жизни, еще четверо — шевелясь, тихо стонали. Как оказалось, в комнате произошел взрыв осколочной гранаты РПГ-7. Дело в том, что все афганцы на операциях постоянно носили РПГ со вставленной в ствол гранатой, которая несколько прокручивалась с тем, чтобы пазы на гранате и стволе не совпали и, следовательно, капсюль-детонатор не совмещался с ударником. Когда все пострадавшие отдыхали, гранатометчик по привычке, будучи уверенным в безопасном положении гранаты, «от нечего делать» взвел и спустил спусковой крючок РПГ-7. По роковой