Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Да, Петр перенес в Россию государственные институции Швеции, Дании, Франции, но как он изменил их, высадив на русскую почву! Если продолжить это сравнение, то можно сказать, что перед пересадкой западных институтов Петр оторвал все корни, что соединяли их с выборным началом, с сословным представительством. Бюрократическая камералистская машина, контролируемая на шведской почве выборными органами снизу и парламентской системой сверху, получила в России никем и ничем не контролируемое развитие. Бюрократия — полезная в определенных количествах трава — на русской почве настолько разрослась, что превратилась в могучий, непроходимый сорняк, задушивший другие растения. Кто бы ни сидел на троне после Петра — слабая женщина, юный отрок да хоть бы лошадь, как во времена Калигулы, — ничего не менялось. Перпетуум-мобиле бюрократии был запущен и, как вышедший из-под контроля реактор, стал сбивать все казенные "системы защиты" в виде судей, прокуроров, ревизоров, фискалов. В итоге с петровских времен и по сей день Россией правит бюрократия, руководствующаяся в своих действиях в первую очередь собственными интересами, а не пользой "глупого народа", который не имеет инструментов ее контроля. Так петровская государственная реформа, начатая из благих побуждений, привела к бюрократической революции. И это серьезнейшим образом отразилось на будущем развитии России — страны, ставшей вотчиной бюрократии…
Почитатель:
Но Петр-то в чем виноват? Разрабатывая регламенты, вводя западноевропейские государственные институты и порядки, он стремился лишь упорядочить систему государственного управления — ведь унаследованная им государственная машина не выдержала нагрузок времен Северной войны и начала разваливаться, как старая телега. Заменил он ее лучшим, что было в то время у других народов, — камералистскими институтами, которые на протяжении многих десятилетий успешно решали проблемы все более усложнявшегося управления. Ваши сетования относительно "кастрации" западноевропейских образцов при пересадки их на русскую почву несостоятельны, поскольку Петр вовсе не собирался переделывать Россию в западную страну, вводить в ней присущие странам Запада политические порядки. Представления о его "западной ориентации", якобы "вестернизации" проистекают от плохого знания исторического материала. Этот широко распространенный в западной науке термин к реформам Петра вообще неприменим! По мнению Петра, Россия должна остаться Россией, но улучшенной, обновленной. Он слишком хорошо знал и свою страну, и страны Запада и не питал никаких иллюзий в отношении первой и вторых.
Нет нужды подробно говорить о том, как Петр любил Голландию. Его Петербург — несомненная реплика Амстердама, подчас буквально воспроизводившая различные стороны городской жизни, о чем свидетельствует архитектура, Невский флот, Новая Голландия и т. д. Читая царскую переписку с посланником в Гааге князем Б. И. Куракиным, нельзя не обратить внимание, что Петр в огромных количествах закупал для себя одежду, обувь, посуду, другие вещи. Порой кажется, что он ел исключительно голландские продукты. В 1717 году царь заказал миниатюрную модель дома, которая должна была дать жене представление "о чистоте, удобствах и роскоши домашней голландской жизни".
Кажется странным, что во время своего длительного пребывания в Голландии в 1717 году Петр, думавший о дальнейшей реформе государственного аппарата России, занимался всем чем угодно, но только не изучением политического строя любимой страны (вместо этого он с нетерпением ждал, когда нанятый им шпион Г. Фик привезет ему документы о государственном устройстве Швеции). С огромным уважением Петр относился и к Англии. В шутку говорил, что трону русского царя с радостью предпочел бы должность английского адмирала. Однако когда мы обратимся к его преобразованиям, то не найдем в них (кроме, пожалуй, морского дела и архитектуры) никакого влияния Англии и Голландии — самых передовых стран того времени. Конечно, он увлеченно изучал эти страны, сравнивал с Россией. Вспоминая в Амстердаме Москву, Петр писал: в Москве "на такой высоте такая грязь, мы здесь и ниже воды живем, однако сухо". Его занимал вопрос: как же так, в Голландии вся земля — со дна моря, природных богатств никаких, а живут богато, а у нас в России всего вдоволь, а живем бедно и грязно.
Как любой пытливый человек, он желал понять, в чем же причина этих различий, и, кажется, понял. Восхищение голландским штатсгалтером (то есть военным предводителем) и одновременно английским королем Виллемом (Вильгельмом) III Оранским не скрыло от Петра, что ни в Голландии, ни в Англии Виллем не обладал властью, сопоставимой с российским самодержавием, и что страны, которые он так любит, в сущности не самовластные монархии, а республики. Мы не знаем, что Петр думал о республиканском строе, но нам известно, что Петр поспешно покинул заседания Генеральных штатов Нидерландов и оставил без комментариев свое посещение английского парламента летом 1698 года. Перед царским посещением Тауэра организаторы визита спрятали выставленные для всеобщего обозрения топоры, которыми отрубили головы королеве Марии Стюарт и королю Карлу I, опасаясь, как бы русский царь не выбросил в Темзу эти орудия казни монархов. Как известно из довольно реалистичного анекдота, позже Петр довольно категорично заметил: "Аглинская вольность здесь не у места как к стенке горох, надлежит знать народ, как оным управлять". Из этих и многих других свидетельств вытекает, что Петр был убежден в своеобразии пути России, в том, что не парламентаризм, свободы, республиканские порядки послужат основой для процветания России, а он сам, его самодержавная власть и личная просвещенная воля.
Впрочем, не будем модифицировать его мышление. Вероятно, что в ответ на наши рассуждения о парламентаризме и республике он бы сказал: "Да бросьте, ребята, рассуждать о пустом, просто надо много трудиться, не поднимая головы, и будет благо и людям, и стране — посмотрите на искусных голландцев и англичан. А вы этого не понимаете. Посему самодержавие — правление полезное, как власть учителя в школе. Я покажу вам, как трудиться, а кто не послушает меня — вот моя палка!" Этот вывод он делал, когда с голландскими плотниками строил корабли на Плещеевом озере под Переславлем-Залесским, воевал против шведов, возводил Петербург, колесил по Европе. Он хорошо усвоил начала протестантской этики труда, бережливости, богобоязненности и пытался внедрить их в русскую безалаберную жизнь. Петр был убежден, что дело не в форме правления, а в следовании простым законам жизни — трудись, будь добросовестным и честным. Петр стремился не просто утвердить эти начала с помощью законов, но показать, как это работает, научить всему своих, как ему казалось, ленивых подданных — русский народ. В нем прочно сидел наставник, мастер. Свою жизнь он воспринимал как бесконечную школу, которую он проходит вместе с народом. Недаром жизненным лозунгом Петра были слова, выгравированные на его кольце: "Аз есмь в чину учимых и учащих мя требую". Личный пример он ставил выше всего. Хорошо известна хрестоматийная речь Петра перед Полтавским сражением, которую от первой до последней буквы сочинил Феофан Прокопович. Там высокие, даже трескучие слова про отечество, веру и прочее. А на самом деле все было гораздо проще. В Поденном журнале Петра Великого сохранилась запись: государь, "едучи мимо салдат своих, изволил их ободрять, говоря тако: "Делайте, братия, так, как я буду делать, и все, с помощию Всевышнего, будет добро. За победою, после трудов, воспоследуете покой"". Вот и вся идеология его царствования.