– Денис Васильеви-ич! Я одежку забыла… Принеси, будь ласков.

И впрямь забыла. Взяв в охапку юбку, сорочку и меховой кожушок, гусар выбрался к заводи… да так и застыл, понимая, что поспешил… Стоявшая спиной к нему Лидочка склонилась к самой воде… так, что получалось не спиною, а…

Услыхав шорох, девушка резко выпрямилась, обернулась, показав небольшую грудь с бледно-розовыми, торчащими от студеной воды сосками…

Дэн поспешно отвернулся:

– Одежку-то куда положить?

– Да вон, на камень… Ага…

Положив одежду, гусар подался назад, к опушке. Лидочка догнала его почти сразу:

– А ты что не сполоснешься?

– Я уж потом… Все равно коня мыть буду.

– А-а-а…

Опустив трепетные ресницы, барышня покусала губы и тихо спросила:

– Денис Васильевич, а я… я красивая?

– Очень! – вот тут уж Дэн был вполне искренен.

– Правда-правда?

– Честное гусарское слово! Еще чуток подрастешь, и от женихов отбоя не будет!

Вот тут только Денис понял, что сморозил глупость. Ну какие у нищей бесприданницы женихи?

Лидочка напряглась, замолчала, глянув на гусара искоса, с затаенной холодной обидой… а потом, когда прощались, прорвало: зарыдала, упала гусару на грудь…

– Какие женихи-и-и-и… кому я нужна-то? У меня даже и платья-то нет… и никто из приличных господ на меня не смотрит… а мне уже пятнадцать скоро… А другие барышни… а я… у-у-у-у…

– А что такое? – Денис ласково погладил девушку по плечам. – А ну-ка, перестань плакать. Перестань, я сказал! И вообще, никогда себя с кем другим не сравнивай. Ты – это ты. Вот собой и будь. Другие же барышни… они счастливы? Ты это точно знаешь? Уверена?

Постепенно Лидочка успокоилась и даже заулыбалась – Денис Васильевич принялся рассказывать что-то веселое из жизни московского литературного салона, в коем когда-то – хоть и недолго – участвовал.

– А Жуковский… Ах, Жуковский, такая, скажу тебе, фифа! Этак пальцы выгнет – ага… Но поэт, я тебе скажу – ух! Поэтище! Хочешь, тебе стихи сочиню? Вот прямо для тебя только.

– Ой, правда?! – вот тут девушка по-настоящему оживилась.

– Правда-правда! Тащи завтра альбом – напишу, коль сказал.

Они встречались с Лидочкой постоянно, и девушка делала весьма ощутимые успехи в технике владения ножом и в приемах боевого самбо. Что же касаемо непосредственно хода расследования, тот и тут дела шли весьма неплохо. С помощью Лидочки и ее ватаги Денис Васильевич уже установил личность убитого ребенка – им оказался малолетний бродяжка, сиротинушка по имени Онфим, что ходил с каликами по всей южной Руси. Когда мальчишка пропал, калики его даже искали, так, немножко, пока не подались в Черкассы, а уж оттуда – бог их знает, куда.

– И конечно, властям о пропаже не заявляли, – разговаривая сам с собою, тихо протянул Денис.

Сказал и сам же себе ответил:

– А оно им надо – заявлять?

Кто-то ведь про это мог знать, что сироту искать не будут, мог и вызнать, убить, а потом подбросить, куда надо, труп.

Еще Лидочка сообщила, что телегу-бричку видели у шинка бедолаги Лазаря, видели как раз в тот самый день, когда… Возницу, правда, не установили… но верилось, что это – пока.

За окном казармы вдруг запела труба! Запела тревожно, по-боевому, хоть никаких учений вроде не ожидалось.

– Верно, опять проверка к нам, братцы! – набрасывая на плечи ментик, предположил Бурцов.

Тут уж подоспел и дежурный офицер – юный корнет Сашенька Пшесинский:

– Тревога, братцы! Строиться на плацу.

– Да мы по трубе слышим, – Денис Васильевич рассмеялся и вслед за друзьями побежал на конюшню – к лошадям.

Вскоре все выстроились на плацу. Не весь полк, всего лишь одна давыдовская рота. Однако перед ней гарцевал на гнедом коне сам отец-командир, полковник Яков Федорович Ставицкий. Гарцевал, но слова зря не тратил:

– Буча в Звенигородке, други! Власти помощи просят. Что там точно, не знаю, но лихие людишки головы подняли – лавки громят и, по слухам, штурмуют присутствие!

– Присутствие? – ахнул князь Серега. – Неужто французская зараза и до сих благословенных мест добралась?

Не так уж и громко сказал, но полковник, однако, услышал…

– Не думаю, чтоб в Звенигородке какие-то санкюлоты завелись, – поправив ментик, Яков Федорович усмехнулся в усы. – Однако бунтовщики могут быть вполне. Помните, в прошлом годе супротив немецких земляных яблок – картофеля – бунтовали? Едва ведь полгородка не сожгли. Так что вперед, господа гусары, с богом! И, буде бунтовщики сопротивление окажут, – так не щадить!

Рота ворвалась в местечко с налета, растеклась звенящею лавой по главным улицам, подалась к площади, к присутствию – похоже, заводилы бунта находились именно там. Завидев гусар, городские обыватели осмелели и даже выглянули на улицы, где никаких бунтовщиков что-то не наблюдалось. Однако кое-где уже поднимались в небо дымы…

– Жгут кого-то, собаки, – повернув, покрутил саблей Бурцов.

– Алексей, Денис – давайте за мной, к присутствию, – на ходу скомандовал ротный, старый капитан Дмитрий фон Остенбакен, лихой рубака из остзейских дворян. – Остальные, смотря по дымам. Безобразия прекратить, толпу – если есть, разогнать, зачинщиков похватать…

– А пожары – тушить?

– Зачем? Пусть обыватели тушат. Наше дело простое – порядок установить.

Двигалась лава. Покачивались кивера, грозно сверкали сабли, и копыта коней поднимали с улиц густую желтовато-серую пыль. На прилегавшие к главной улицы уже свернула пара десятков гусар, остальные неслись вслед за своим капитаном.

Какое-то необъяснимо пьянящее чувство охватило вдруг Дэна. Как славно было нестись вот так, с боевыми товарищами, плечом к плечу! Душа выскакивала из груди, и сердце пело, а сабля в руках казалась живой.

Правда, врагов, увы, не оказалось! Уездные власти явно переоценили опасность: малочисленные «бунтовщики» разбежались, едва завидев гусар. Часть «карбонариев» успели похватать инвалиды капитана-исправника… на том покуда и закончили. Пойманных нужно было как следует допросить, выявить зачинщиков и произвести аресты.

Денис Васильевич, естественно, ни в какие политические дела лезть не собирался, ибо императора Александра Павловича уважал не особенно, и мстительный государь, кстати, платил лихому гусару той же монетой, спровадив за вроде бы невинные басни в Малороссию, из кавалергардов – в провинциальный гусарский полк.

– Ну что, домой, братцы? – ротный с усмешкой подкрутил усы. – Ну и санкюлоты ныне пошли! Ногой на них топнули – те и разбежались.

– Денис Васильевич, задержитесь-ка, голубчик, – неожиданно выскочил на крыльцо Ратников.