Когда Тоби слышал такие рассказы, он позволял себе миг самодовольства. Даже в худшие времена они с Рэйчел занимались любовью постоянно, самое меньшее три раза в неделю. И это позволяло ему думать: слушайте, а может быть, мы нормальные! Может, мы даже лучше среднего. Три раза в неделю! Если судить по этому индикатору, у них с женой все идет отлично. Если судить по этому индикатору, другие должны равняться на них. И вообще, если посмотреть на дело в ином свете – ну у кого не бывает небольших размолвок время от времени? Конечно, люди, которые стараются быть хорошими родителями и при этом хорошо работать, иногда ссорятся. Может быть, даже каждый день. Может быть, даже каждый раз, когда оказываются в одном помещении. Причем ссорятся жестоко и злобно. Правда же?

Когда они еще были женаты, Рэйчел требовала секса, причем не всегда ласково, и не всегда снисходительно относилась к отказам. Если Тоби был не в настроении, она приходила в ярость. В ночь, когда они вернулись домой из отпуска, проведенного в Мексике, Рэйчел обвинила его в том, что он завел любовницу. Тоби воспылал к ней отвращением, когда впервые увидел, как она орет на подчиненного на рождественском корпоративе. Там Рэйчел напилась и обозвала Тоби трусливым говном. Когда же он напился на ежегодном балу, который устраивала его больница, Рэйчел жестоко посмеялась над ним и обозвала стариком. Однажды она разбудила его среди ночи, вернувшись домой с какого-то мероприятия, – принялась шарить под одеялом у него в трусах, будто искала батарейки в ящике стола, а когда увидела, что там ничего не происходит, сказала: «Ну, наверно, тогда на этом всё». Тоби совершенно не понял, что она имеет в виду. Она заплакала и принялась кричать, как она несчастна. Тоби умолял ее: «Послушай, не надо кричать, это совершенно не помогает. А только делает хуже». Он понял, что она пьяна, и в конце концов убаюкал ее так, как обычно убаюкивал детей, когда у них случалась истерика. На следующий день Рэйчел не сказала об этом ни слова. Не извинилась. Вообще ничего.

В последнюю ночь, когда Тоби ночевал в семье, Солли плакал, пока не заснул от изнеможения. Он боялся, что у отца случится сердечный приступ или инсульт, а в новой квартире никого не окажется рядом, и некому будет помочь. Тоби успокаивал его и ушел, лишь когда сын наконец заснул. И вдруг Тоби понял, что теперь, когда он добился желаемого, ему в самом деле придется жить одному. Он не хотел об этом говорить. Он не хотел думать о том, как ему нравится их постельное белье, и их кровать, и их квартира, и как он обожает быть все время рядом с детьми и каждое утро готовить им завтрак. Он не хотел думать о том, что еще не возненавидел Рэйчел, и мечтал, чтобы это наконец случилось. И потому он потянулся к ней и обнял, думая, что, конечно, это совершенно точно последний раз.

Но это не был последний раз. Это так и не прекратилось. Он отводил детей домой вечером, и Рэйчел начинала сердиться, что он их привел так поздно, но как только дети укладывались спать, она под первым попавшимся предлогом просила его зайти в спальню, и там в темноте захлопывала дверь и повисала на нем, и они начинали заниматься бесшумным сексом на ощупь, который для обоих был знакомым, и странным, и запретным, и потрясающим. Эти ночи страшно мешали выздоровлению Тоби. Закончив заниматься сексом, они с Рэйчел лежали бок о бок, не касаясь друг друга и глядя в потолок. Тоби делал движение, чтобы встать, и Рэйчел не реагировала, а вместо этого отворачивалась и закрывала глаза. Он одевался и выходил, а Рэйчел все это время оставалась в постели, притворяясь спящей.

В субботу утром Ханна и Солли ели блинчики, которые пожарил Тоби, и смотрели в гостиной мультик про дружбу банана с луком-пореем. Тоби послал Рэйчел эсэмэску: «Когда ты их завтра заберешь? У меня есть планы на вечер». На самом деле у него не было никаких планов. Он подождал ответа. Ничего. Он чувствовал, как в нем нарастает подземный взрыв, и надеялся, что Рэйчел не позвонит прямо сейчас и не услышит его голос. Она обожала, когда он говорил раздраженно, потому что это позволяло ей напустить на себя кроткий вид и произносить с жалостью: «Тоби, Тоби, ай-ай-ай, как ты злишься! Когда ты только успел стать таким злым?» Но он не злился. Я не злюсь, отвечал он, я просто разочарован. Он был просто разочарован. Она опять подгадила ему. Он не так дьявольски хитер, как она. У него нет сил на бесконечный поединок двух воль. Боеспособность Рэйчел была неисчерпаема. Рэйчел работала агентом разных творческих личностей. Умение воевать было ее профессиональным навыком. Она могла до бесконечности перебрасываться репликами, провоцируя и затягивая подобные разговоры. То, что он постоянно удивлялся, когда она нарушала договоренности, не означало, что он сердится. Это просто означало, что он идиот. Тоби еще с минуту разглядывал свой телефон. Ничего. Он пришел в гостиную, и дети даже не отвели взгляд от экрана. «Мы не собираемся весь день смотреть мультики», – объявил Тоби и выключил телевизор. Они вышли из дома, зашли в бубличную, а потом свернули на запад, в парк. Солли ехал на самокате. Ханна не захотела брать свой самокат, потому что теперь ей всё подряд казалось позорным.

– А если я повезу его, пока мы не дойдем до парка?

– Папа, отстань, – сказала Ханна. Если бы она только знала, как ему больно, когда она вот так от него отмахивается! – Можно мы сегодня хотя бы купим мне телефон?

Телефон обещали ей в подарок на двенадцатилетие, но ее день рождения был только через три недели.

– Нет, – сказал Тоби уже в четвертый раз за последние несколько дней. – Побудь моей маленькой девочкой еще три недели. Я пользуюсь опцией, положенной мне по закону.

Она закатила глаза.

– Может, пойдем в кино? – спросил Тоби. Но она не ответила. Он посмотрел на нее, но она вдруг остановилась как вкопанная и повернулась к ближайшему многоэтажному дому.

– Что происходит? – спросил Тоби. Он окликнул сына: – Солли, подожди!

– Ничего, – прошептала она. – Только, ради бога, молчи и не двигайся.

Тоби увидел мальчика примерно возраста Ханны. Мальчик шел по улице, приближаясь к ним, и чеканил мяч. Тоби посмотрел на Ханну, собираясь сказать, что мальчик вроде бы ее знакомый, но Ханна уже заметила его и страшно покраснела. От мальчика исходило белозубое мажорное сияние.

– Привет, Ханна, – сказал он. Ханна улыбнулась:

– Привет.

И мальчик почеканил дальше.

– Кто это? – спросил Тоби. Она гневно повернулась к нему. Глаза у нее были на мокром месте.

– Почему мы не можем ездить на такси, как нормальные люди?

– Что такое? Что случилось?

– Я просто не знаю, почему мы должны всё время гулять в этом дурацком парке, как будто мы младенцы. Я не хочу в парк. Я хочу домой.

– Какая муха тебя укусила? Мы всё время ходим в парк.

Ханна чрезвычайно громко и тяжело вздохнула, выражая отчаяние и разочарование, и двинулась дальше по улице, опережая отца и брата. Руки со сжатыми кулаками были слегка отведены от тела и неподвижны, а ноги сердито маршировали. Тоби перешел на бег и догнал сына, который все это время послушно стоял на месте.