Двенадцатый и седьмой легионы, занимавшие правый фланг, остались одни. Кроме того, они оказались совершенно не защищены с фланга; войска противника поднялись вверх и обошли эти легионы, хлынув в щель, возникшую в рядах, когда наш центр выдвинулся вперед. Крупные силы нервиев, направленные их главным военачальником, который сумел быстро использовать удачный случай, окружили эти легионы. Еще больше нервиев начали подниматься выше, к нашему недостроенному лагерю. Наверху они столкнулись с нашей конницей, которую сами же вытеснили с противоположного берега реки. Конники отступали вверх по холму дальше слева, обходя по краю поле боя, чтобы добраться до безопасного места. Как только их стало видно из лагеря, нервии ударили по ним оттуда и быстро согнали вниз как их, так и толпу спутников армии, которые имели неосторожность слишком рано помчаться, рискуя собой, за победоносными девятым и десятым легионами в поисках добычи.

К тому времени хаос стал ужасным. Люди из обоза, который к этому времени добрался до нас, разбегались во все стороны. В этот момент появился конный отряд, присланный нам на помощь племенем, которое называется треверы. Подъехав к лагерю и увидев такую сумятицу, эти треверы повернули назад, возвратились домой и сообщили своему народу, что римляне полностью разгромлены.

В это время я бежал к двенадцатому легиону. Я нашел его в очень тяжелом положении. Этот легион не смог развернуться в боевой порядок, поэтому его штандарты сгрудились в одном месте, и солдаты, пытаясь собраться вокруг них, сбились в кучу из-за нехватки места. В четвертой когорте все шесть центурионов были уже убиты. Знаменосец легиона был зарублен насмерть, орел потерян. Первый центурион Секстий Бакул, который сражался геройски, лежал, опираясь о скалу, обливаясь кровью, из-за многочисленных ран, но продолжал кричать своим боевым товарищам, чтобы они шли вперед. Некоторые, однако, пробирались назад и убегали из строя.

Нельзя было терять ни минуты. У меня не было резервов. Я выхватил щит у ближайшего солдата и бросился в передние ряды, окликая центурионов по имени и указывая знаменосцам когорт, как им разойтись в стороны. Я не мог уделить никакого внимания противнику, так что, полагаю, верность лучших людей двенадцатого легиона спасла мне жизнь. Как бы то ни было, мой приход перетянул чашу весов на нашу сторону. Двенадцатый легион собрался и начал разворачиваться в боевой порядок. Теперь я смог уделить немного внимания седьмому, который находился в похожем положении. Я постепенно придвинул эти легионы вплотную один к другому и поставил их спина к спине. После этого бой стал выглядеть более равным.

К этому времени мои новые легионы, которые шли за обозом, поднялись на вершину холма. Более того, Лабиен, который с девятым и десятым легионами захватил лагерь противника на другом берегу, наконец увидел оттуда, что происходит. Не теряя ни минуты, он отправил десятый легион назад – окружить противника сзади.

И вот все снова изменилось. Нервии, расколотые на части, оказались зажаты между свежими легионами сверху – седьмым и двенадцатым на поле и десятым сзади них. Конники тоже справились со своим страхом и бросились смывать с себя позор своего бегства. Даже спутники армии раздобыли себе где-то оружие и пошли в атаку.

Нервии поняли, что мы сильнее, но даже не подумали бежать. Обычно, когда вожди и лучшие воины побеждены, оставшаяся часть галльской армии превращается в никчемный сброд. На этот раз было не так. Воины нервиев вскакивали на тела своих убитых сородичей, чтобы продолжить бой. Когда они тоже падали, те, кто был сзади, пользовались кучей трупов как прикрытием. Когда у нервиев не хватало боеприпасов, они ловили в воздухе наши дротики и пытались использовать их против нас. Они заслужили наше восхищение, но погибли там, где стояли.

Это сражение было таким кровавым, что, когда женщины, дети и старики нервиев встретили своих выживших мужчин, они стали умолять о мире. По их словам, в совете знати из шестисот человек осталось три, а из шестидесяти тысяч воинов едва ли уцелело пятьсот. Они преувеличивали, как делают все галлы, но действительно этот народ лишился всей своей силы. Я позаботился, чтобы соседние племена ничем не вредили им: нервии это заслужили.

– Значит, ты усмирил эти племена? – спросил Красс.

Цезарь кивнул и сказал:

– Почти без труда. Один город сдался, а потом попытался устроить предательское нападение. Я продал этих людей в рабство. Их было примерно пятьдесят три тысячи.

Все немного помолчали.

– Хорошая прибыль для тебя! – зло отметил Красс.

Цезарь пожал плечами: ни один настоящий римлянин не бывает мягкосердечным в делах войны.

– Прибыль, которую по справедливости заслужили скорее твои легионы! – бросился в словесную схватку возмущенный Помпей: он заметил, что, принижая собственные энергию и мужество и признавая свою ошибку, Цезарь покорил своих слушателей. Его выводило из себя, что кто-то может фактически хвастаться своим неумением командовать войсками. – Ясно, что обязанность военачальника заботиться о своих войсках, – продолжил он. – Но в этом случае, похоже, армия заботилась о тебе.

– По-моему, главная обязанность военачальника – обучить свои легионы так, чтобы они были непобедимы. И я осмеливаюсь сказать, что я сделал это, – вежливо возразил Цезарь.

– Надо мне будет попросить тебя, чтобы ты научил меня своим методам! – проворчал в досаде Помпей. На минуту он почти забыл, как трудно переспорить Цезаря и как сильно он его не любит.

Могущество Цезаря, как вода Тибра во время паводка, увеличивалось и распространялось все шире. Теперь он и его армия знали друг друга и считали, что для них нет невозможного. Чтобы покорить венетов, потребовалось целое лето тяжелого и неблагодарного труда. Этот приморский народ возвел свои укрепления на скалистых мысах, которые выдавались далеко в море и при высоком приливе оказывались почти полностью отрезанными от берега. Когда римляне с большим трудом возводили плотины, чтобы отгородиться от океана, и доводили свои осадные постройки до высоты стен, жители крепости просто уплывали на лодках в другое место. Они оставляли нам голый, поросший травой холм: каменные хижины и круглую стену, которую мы спокойно могли рушить, если хотели: венеты со своими детьми, своими козами и даже чайками, которые питались их мусором, уже снова расселялись по домам в нескольких милях от этого места. Поскольку венеты жили за счет рыбной ловли и торговли, они не боялись умереть от голода.

Венетов можно было завоевать только с моря. Цезарь собрал в устье Луары кораблестроителей со всей провинции. Когда корабли были готовы, он посадил на них своих воинов. Легионеры натирали мозоли на своих огрубевших руках, учась грести. Центурионы заучивали новые команды. Военные трибуны изучали трудности плавания по известной своими штормами Атлантике. Кораблестроители Цезаря знали только Средиземное море, где воды спокойные и почти нет приливной волны. Для условий Атлантики подобная конструкция кораблей и строительные материалы не подходили.