Ступни Анны были следами Анны на снегу, иногда даже глубокими лунками, вереницей тянувшимися через двор.

Каждое утро после ночного снегопада преподносило священнику Иоганну Вагнеру эти следы на снегу.

Он часто пытался опередить их и появиться на дворе раньше.

Это ему не удавалось.

Все, что попадалось ему на глаза, напоминало о чистоте, будь то снег, молодая травка, песок — все несло на себе отпечаток стоп Анны.

Потому-то следы Анны и стали излюбленным примером в проповеднических речах священника.

Во время проповеди ступни Анны покоились на перекладине перед скамьей.

Священник это знал.

То были тяжелые ступни.

Изо дня в день они топтались у стиральных корыт. Колени Анны упирались в стенку ванны из серого камня. Корпус нависал над краем ванны.

Руки мяли и жмыхали белье.

Ноги вязли в канавках, промытых стекающей водой.

Ноги вынесли Анну во двор. Следы проходили и скапливались под бельевыми веревками. Они там и сям пересекали следы Иоганна Вагнера, которые тот оставлял по утрам, отправляясь на мессу.

Священник Иоганн Вагнер спит в своей большой кровати.

Уже за полдень.

Кошачье воскресенье.

Солнце сильно припекает. Анна Хольцапфель сидит в своей комнате. Она нанизывает на красную нитку семечки тыквы. Получаются длинные зеленоватые цепочки.

Анна Хольцапфель прерывает работу.

Она видит А., он стоит под ее окном, выходящим на запад. А рядом с ним — О., который знает, что Анна дома.

А. держит в руках ружье.

А. и О. — герои этого дня.

А. — из господ, он самый младший.

Их появление не предвещает ничего хорошего. Анна подходит к окну.

А. и О. видят ее.

Она первой здоровается с А., который намного младше ее. Уже пятый десяток пошел, как Анна Хольцапфель стирает господское белье.

Она может рассказать историю господ как историю белья.

Глядя из окна, Анна Хольцапфель думает, как она когда-то глядела из окна и тоже о чем-то думала.

Небо, поделенное переплетом на шесть клеток, непроницаемо, как стена. Подобно стене.

Анне тоже легче думается при сравнении.

Перед нею серая стена.

А тогда были облака.

За дорогой, идущей вдоль окна, должен быть пруд.

Этот пруд принадлежит замку.

Анна Хольцапфель каждый день видит графа, тот стоит себе и смотрит на воду.

О чем думал граф?

Он стоял на бережку и смотрел на коричневатую воду. Никому не вспомнить те времена, когда на месте пруда была пустая впадина. Луга вокруг пруда топкие.

На коричневатой воде — прозрачный слой пыльцы.

«Вода подернута бледным налетом, — думает он. — Отмирание начинается снаружи».

Пруд был невелик. Обойти его можно за четверть часа.

По берегам рос камыш, но не очень густой. Дичи в нем не укрыться.

Никто не может свидетельствовать, как сработали этот пруд.

Будем считать, что он был здесь всегда.

— Будем считать, — сказал граф.

Есть вещи, для объяснения которых не надо устанавливать происхождение.

Довольно того, что они есть.

Они притягивают к себе другие вещи. Они могут завести поблизости лес. Они влекут к себе людей, которые что-то изменяют.

Поддается ли объяснению то, что вокруг пруда возник обжитой мир, замок?

Люди пожившие знают, что с течением времени многое изменилось.

Дома появлялись, дома исчезали.

Он говорил о воле пруда.

Воля пруда — лишь краткая формула других объяснений.

А. был сыном графа.

В этот жаркий полдень Анна Хольцапфель провожает взглядом А. и О., которые заворачивают за угол дома. Больше она их не видит.

Она отходит от окна и открывает дверь в коридор с окнами на восток, во дворик.

Посреди двора, на чурбане, под голыми бельевыми веревками, сидит рыжая кошка Анны Хольцапфель.

Кошка и Анна смотрят на ворота, в которых стоят А. и О.

Анна знает, что А. никакой не охотник.

Охотник — это Макс Кошкодер.

Еще она знает, что все кошки — его добыча.

Она знает также, что А. что-то задумал.

А. рассказывает О. историю одной кошки.

Догадывается ли она, почему А. и О. стоят в воротах?

Кошки умирают медленно. Макс однажды застрелил желтую кошку. Она сидела на вязе и таращила свои зеленые глаза. Сколько лет она шмыгала по парку. Ее выслеживали и караулили. Но она всегда убегала. Дети рассказывали про нее целые истории. И вот пришел ее последний час. Кошка съежилась перед Максом, припав к дорожной грязи, и даже не порывалась отскочить. Затем развернулась и задрала хвост. И Макс выстрелил. Кошка кувыркнулась. И упала замертво. Макс вынул нож. Он начал с брюшка, довел разрез до шеи и содрал всю шкурку вплоть до лап. Оголенную тушку он бросил в кусты. Два дня спустя дети, возвращаясь из парка, рассказывали, что видели голую кошку.

На дворе воистину роскошный воскресный день.

Послеполуденная дрема.

А. и О. стоят в воротах.

Все еще не уходят.

Анна прилипла к окну.

Она не знает, чего хотят А. и О.

А. и О. не знают, что думает Анна. Кому это знать?

А что поделывает священник Вагнер? Он уже встал и из окна второго этажа смотрит на дорогу. Он не ведает, что в нескольких шагах назревает событие.

Священник видит из окна пивоварню. Там, только на первом этаже, живет Карл Панцнер, друг Франца Ксавера Марке, по соседству с Фашинг, сестрой старухи Липп.

Макс Кошкодер был сыном старухи Фашинг, которого ей зачал барон по имени Понгратц.

Как это получилось, она не знала: не могла взять в толк, что он творит.

Сестры, и та и другая, ходили на тайную исповедь к священнику Вагнеру.

Старуха Липп подарила старухе Фашинг красивую коробочку, она досталась Максу, и он хранил в ней самые любимые трофеи — кончики кошачьих хвостов.

Иоганн Вагнер знал, что коробочка принадлежала раньше князю Карлу.

Ее история тоже тянет за собой другие истории.

Священник знал причину перехода коробочки в руки старой Липп. В то время, когда возникла сия причина, старуха была молодухой Липп. Вот уже много лет он вспоминал об этой причине во время исповедей старухи.