— Идите по тропе за мной след в след друг за другом, — выдал нам четкую инструкцию наш наставник. — Не прикасайтесь случайно руками к большим деревьям, внимательно смотрите под свои ноги. Этот лес молодой, а потому еще глупый, нам надо пройти его до вечера, пока пасмурно.

В неторопливой ходьбе по лесу, периодически перебираясь через ручьи и завалы поваленных давнишней бурей мощных древесных стволов, мы двигались следующие шесть часов пути. Если бы не регулярные тренировки, сейчас мои ноги уже требовали бы нормального отдыха, а так лишь напоминали о себе легкой усталостью, которой еще долго можно не замечать. Однако наши юные члены команды не могли похвастаться подобной подготовкой и еле-еле передвигали ноги, стараясь случайно не упасть под тяжестью своих небольших заплечных мешков. Видя такое дело, Сисусок скомандовал часовой привал, когда мы добрались до небольшой полянки посреди леса.

— Следопыт, куда нас так быстро гонишь, вздохнуть нельзя, мы что, по-твоему, кони беговые? — спросил один из братьев-воров, с явной злобой во взгляде и угрожающими нотками в голосе, имени которого сразу не вспомнил: то ли Фоль, то ли еще как.

— До вечера нужно выйти к предгорьям, дурашка Фолити, — спокойно ответил наш наставник, не обращая внимания на его злобу. — Коли ты такой слабак, можешь тут один оставаться или идти обратно, я тебя не держу. Если ты сильно везучий, мы с тобой еще когда-то свидимся, хоть я в этом и сомневаюсь.

Не знаю, чем он его пугал, — по мне, никакой явной опасности вокруг не было. Лес как лес, заметно чище наших лесов средней полосы. Валежник встречается исключительно редко, такими очень компактными кучками в одном месте, а не разбросан то тут, то там, хрен пройдешь, не переломав ног. Следов опасного зверья не видно, да и вообще зверья, разве тропа эта, по которой мы идем, явно не людьми протоптана, хотя кто их знает. При необходимости я запросто найду обратную дорогу, тут и заплутать-то сложно. С одной стороны лес, с другой — речка, сама тропа хорошо различима, хоть и не выглядит особо проходимой с первого взгляда. Но после слов Следопыта братец Фолити быстро заткнулся и даже перестал смотреть на того волком. Можно попробовать начинать вести осторожные расспросы, но почему-то возникло ощущение, что не стоит показывать свое вопиющее незнание местных реалий. Лучше самому постепенно разобраться, внимательно наблюдая за другими. Костра никто не разжигал, разговоров не разговаривал, молодые устали, а мы со Следопытом держались немного в сторонке друг от друга. Так и просидели в молчании положенный срок, так же молча двинувшись дальше.

На пути к предгорьям у нас случился еще один привал, где мы опять немного подкрепились и пополнили запас питьевой воды в маленьком роднике. Мое здоровье явно восстанавливалось, более того — себя чувствовал изрядно помолодевшим. Хоть большие нагрузки после непонятно какого лечения и не сильно рекомендовались, по моему же собственному представлению. По правде говоря, стоило отлежаться денька три-четыре, хорошенько отъесться, а потом и по дальним лесам гулять. Но выбирать, увы, не приходилось, все решили за меня. К вечеру, когда уже сам начал ощущать заметную усталость, мы наконец вышли из леса. Перед взором открылся замечательный вид на величественные горы, далекие вершины которых терялись в облаках. Наш наставник подал команду собрать как можно больше дров, подбирая сухие сучья, упавшие с деревьев. На предложение спилить парочку засохших стволов он посмотрел так зло, что мне сразу захотелось куда-то сбежать от его гнева. С чего вдруг такая злобная искра во взгляде, сам не пойму — у него, наверное, пилы нет? Так у меня есть. Однако, помня его первую инструкцию, перечить не стал, занявшись сбором валяющихся сучьев, которых, впрочем, здесь нашлось не так уж и много. Лес тут вообще как-то подозрительно чист. Валежник встречался редко, но там явно сильная буря поработала, в других местах практически отсутствовал сухостой, изредка у края леса попадались отдельные засохшие деревья с опавшей корой. Именно около них мы и набрали сучьев, сколько смогли унести, поместив объемные вязанки хвороста себе на плечи.

Когда начало стремительно темнеть, наша усталая компания пристроилась в маленькой пещерке посреди растрескавшегося горного склона, образовавшего небольшую расщелину, по которой протекал журчащий ручей. Мы скинули свою поклажу, наконец-то вздохнув с заметным облегчением после долгой дороги. Судя по черному пятну кострища на полу, эта пещерка частенько используется искателями для отдыха.

Вопреки моим ожиданиям, обильного ужина и долгого ночного сидения у костра не получилось. Все были сильно уставшими и после очередного холодного перекуса завалились спать. Мое робкое и не очень уверенное предложение, что кому-то стоит остаться сторожить покой остальных, осталось без поддержки со стороны коллектива. Следопыт заявил, широко зевая: «Здесь требуется сторожить днем, а не ночью», — чем меня не переубедил, зато немного успокоил. По крайней мере, спорить с ним я не стал, поверив его опыту и уснув вместе со всеми, с какой-то смутной тревогой на душе.

Противный зуммер системы оповещения персонала громко бьет по ушам, выдергивая меня из непонятно откуда навалившейся дремы. Поднимаю голову со своего заваленного бумагами рабочего стола, оглядывая контрольную панель, на которой равномерно мигает красным светом индикатор начала эксперимента, предписывающий всем лишним людям покинуть технологическую зону, а основному персоналу занять места за пультами управления. Остальные индикаторы равномерно светятся зеленым — все в полном порядке. Вот запустился таймер, быстро побежали секунды. Начинается обратный отсчет времени до старта. Наконец-то прошли долгие годы голой теории, бесконечных расчетов, кропотливой подготовки эксперимента, месяцы томительных ожиданий окончательной готовности установки. Сегодня должна свершиться моя давняя мечта. Вынашиваемая в течение всей моей жизни гипотеза о базовой причинности мироздания сегодня должна успешно подтвердиться. Нет, иного результата быть никак не должно, его просто не может быть! Сегодня весь мир узнает о моей правоте, несмотря на все заверения скептиков и прочих недоброжелателей, которых так много в любой серьезной науке. Никто из них не хотел даже допустить крамольной мысли, когда я предлагал им подумать самостоятельно, сводя все необъяснимые, но тем не менее регулярно наблюдаемые факты воедино. Только мое смелое предложение готово все объяснить и убрать несоответствия старых теорий и многочисленных наблюдаемых эффектов, которые никак не хотят в них вписаться.

Да, нашему человеческому сознанию трудно представить, что любая материя является всего лишь закольцованной волной энергии, существующей в разомкнутых волновых энергетических потоках. Космический вакуум — совсем не пустота, а упругая волновая среда, в которой и действуют физические законы нашего мира. Реальный вакуум, существующий разве лишь за границами вселенной, всех этих законов в себе не поддерживает, там даже свет не должен распространяться. Несмотря на скептицизм коллег, мой голос услышали на самом верху, вовремя поняв, какой намечается прорыв. Стоит лишь один раз доказать истинность моих идей — и сразу же открываются новые невиданные горизонты, позволяющие человечеству устремиться вверх, взмахнув обретенными крыльями. Для подтверждения гипотезы была создана величественная экспериментальная установка. Настоящая вершина научного и технологического развития человечества. Куда там какому-то старому адронному коллайдеру, ныне являющемуся музеем человеческих заблуждений. Пусть моя экспериментальная установка и не так велика, как тот коллайдер, занимая объем среднего небоскреба. Правда, этот небоскреб устремлен не в небесную высь, а уходит в глубину земли. Две сотни этажей прорыты тысячами строителей, чтобы ученые смогли докопаться до тайны мироздания. Ибо от итогов этого эксперимента зависит все дальнейшее развитие человеческой цивилизации. Сможем ли мы напрямую создавать практически любую материю в любой ее форме из энергии или нет. Сможем иметь столько энергии, сколько захотим? Раздвинем рамки пространства, стоя от звезд на расстоянии вытянутой руки? Станем ли богами, создающими новые миры, или навсегда останемся бесхвостыми обезьянами, судорожно хватающимися за какие-то жалкие материальные ценности? Все это скоро станет окончательно ясно.