— В его отсутствие ты будешь править, — сказала Эрменгарда, однако убежденная, что Генрих не оставит супруге ни унции власти. Но чувство дружбы, которое виконтесса испытывала к Алиеноре, не позволило об этом говорить.

Предупредить подругу — это все, что она смогла сделать.

В большом зале толпа волновалась в ожидании Алиеноры и Эрменгарды после отъезда Генриха. Как только они появились, их тут же окружили. Среди обожателей — Бернарт де Вентадорн, пожирающий глазами свою королеву. Он снимает жонглерский колпак — свидетельство о скромном происхождении — и вспрыгивает на подмостки. Тотчас же устанавливается тишина, и все слушают то, что трувер, музыкант и певец собирается предложить публике. Дыхание юности, вспышка счастья, заряд энтузиазма… Эрменгарда заговорщицки подмигивает Алиеноре, усаживается на скамью среди друзей, чтобы лучше слышать не только мастера рифмы и слова, но того, кто похитил из очага бога Амура горячую искру. Бернарт хочет понравиться своей даме и снова поет свою самую знаменитую песню — «Жаворонок», которая стоила ему сердца королевы, когда она впервые услышала ее после своего брака с Людовиком. Все в зале подпевают: «В первые весенние дни…», и в такт песне «Пусть обновится радость» дамы встают, чтобы танцевать и отбивать такт ногой. «И пусть ревнивец злится!» — мужчины начинают бешено хохотать: «Желает донна показать, / Что влюблена она!..» Алиенора, увлеченная захватывающим ритмом, входит в круг под аплодисменты всего зала. Вечер продолжается допоздна, и на следующий день все ожидают увидеть ее улыбающейся на пороге своей комнаты…

Но в замке Алиеноры нет… Кормилица передает от нее последнее послание:

Королева отправилась на заре, чтобы присоединиться в Нанте к своему супругу. Она будет сообщать о своих передвижениях. Нанн вместе с детьми поедет вслед за ней. Алиенора любит свое герцогство и навсегда останется ему верной.

— Королева доверила мне свой секрет, — говорит Нанн, — она сказала: «Наше счастье, мое и Генриха, всегда на перекрестке дорог и под навесом шатра. Именно там я нахожу того, кого люблю, и кто меня любит. Немного удачи, и я его догоню».

— Но эти расстояния изнуряют, — шепчет Эрменгарда, — и на улице холодно! Она идет за своей судьбой, и здесь мы ничего не можем поделать, моя храбрая Нанн, — заключает виконтесса.

Томас Беккет на вершине славы. Кажется, все улыбается Плантагенету. Если он и превосходит всех своим оружием, дипломатическими и административными успехами, то всем этим обязан одному Томасу Беккету, — так считают все по обе стороны Ла-Манша. Томас — человек уравновешенный, методичный трудяга, он умеет гасить приступы слепого гнева короля. Томас хорошо знает право, чтобы служить королю, отказывать в необоснованных и неправомерных исках, удовлетворять просьбы пострадавших, ограничивать всеми средствами амбиции знати, которая завладела властью и доходами королевства при слабом короле Стефане.

— Дорогу великому канцлеру английского королевства, дорогу Томасу Беккету!

В это прекрасное июньское утро 1158 года, взгромоздившись на повозку, одетый в великолепное вышитое шелковое блио, отделанное горностаем, он, улыбаясь, приветствует толпу. Томас собирается проехать по Большому мосту в Париже. Канцлер влюблен в этот город, где обучался, будучи молодым писцом. Он оценивает свой путь с чувством выполненного долга перед этим королем-победителем.

Некоторые парижане отпускают критические замечания по поводу вереницы шикарно разодетых пажей с эмблемами, украшенными гербом короля Англии[66].

Они поражены лаем свор псов, сдерживаемых силой своих хозяев. Эти собаки могут охотиться на дичь, но так же яростно броситься на толпу. Добропорядочные граждане видят в этом шествии лишние расходы, и их тревожит богатство, продемонстрированное канцлером короля Англии. Более легкие упряжки мулов прошествовали, перевозя королевскую посуду, золотые и серебряные чаши, кубки, ложки, ножи, тарелки с королевской печатью. Замыкают эту походную выставку, оправдывая ее роскошь, воины короля Англии, идущие с видом победителей, за которыми следуют конюхи, ведущие шагом крепких, хорошо обученных лошадей. Всадники наблюдают за ними, находясь в седле, это цвет англо-нормандской знати, узаконенной Генрихом Плантагенетом. При английском дворе знать с трудом идет на сделку. Парижане озабочены расходами, вызванными приемом гостей. Не окажутся ли захватчиками? Но Томас подтвердил, что его повара добывали провизию в окрестностях города, платя на месте за мясо, рыбу, фрукты столько, сколько с них требовали.

Однако, несмотря на аплодименты и приветственные крики на улицах, не все встретили Томаса Беккета с восторгом. Будет ли он вести себя благородно по отношению к королю Людовику VII? Предусмотрительный король все время повторяет Томасу то, что уже говорил:

— Я чувствую себя неловко оттого, что вынужден предоставить вам жилье в донжоне[67]башни и вокруг нее, но наше королевство небогато. Тем не менее в нашем старом королевстве есть хлеб, вино и веселье. Правда, — продолжал король, — вы сюда уже приезжали, будучи молодым клириком…

— Да, я слушал лекции Абеляра на горе Сен-Женевьев, участвовал в спорах об универсалиях в компании молодых людей, приехавших со всех концов света. В Сен-Виктор я встречал бывших учеников Гийома де Шампо и Юга Шартрского. Прекрасные воспоминания… Там были шведы, поляки, немцы, итальянцы, испанцы и даже несколько англичан.

— Вы сейчас затронули чувствительную сторону в жизни нашей столицы. Надо призвать к порядку эту беспокойную молодежь, и наш добрый архиепископ заботится об этом. Необходим эдикт, чтобы умерить злоупотребления. Эдикты для всех событий повседневной жизни, не правда ли?

Томас думает о том, что надо было бы поговорить о проекте брака между двухлетней Маргаритой, дочерью Людовика и Констанции Кастильской, и Генрихом Младшим, который на два года старше. Он ждет, что Людовик даст повод сделать это предложение, догадываясь, чего стоит королю Франции такой демарш. Томас тайком наблюдает за ним, он чувствует близость к этому человеку. Этот король не показывает своего разочарования. Томас распространяется на тему, которая должна сблизить его с Людовиком: претензии грозного Фридриха Барбароссы, германского императора, который чистит свое оружие, чтобы напасть на Милан, а затем отправиться на завоевание Рима.

— Он рассчитывает взять выкуп с итальянских городов, — подхватывает Людовик, — и если мы не остережемся, Фридрих перейдет наши границы. К тому же он недавно женился на бургундской наследнице. Мне понадобилась поддержка девяти епископов Франции вместе с их епархиальными ополчениями, чтобы заставить его отступить к Шампани. Он переманил на свою сторону архиепископа Лиона, в венах которого течет бургундская кровь, а также графа Макона, Жирарда Вьенского[68], чтобы заставить его напасть на Гига из Фореза, моего собственного крестника. Архиепископ Лионский Геракл, родной брат нашего знаменитого Петра Преподобного[69], находится в руках воинственного тевтонского императора.