Какой-то верзила с черной повязкой на глазу, ни о чем не спрашивая, повел их по скрипучей лестнице наверх, после того как Лаодика негромко сказала ему в чуть притворенную дверь:

— Мне нужно место для меня и моего любовника. Времени у нас до рассвета.

Митридат заметил, как мать сунула одноглазому свой золотой перстень. Тот восхищенно осмотрел его и толкнул дверь в темную комнатушку.

— Здесь вам никто не помешает, — хрипло проговорил он и удалился, передав светильник Митридату.

Переступив порог грязной комнаты и заперев дверь, мать и сын огляделись.

Давно не беленные стены были во многих местах заляпаны следами от жирных рук, кое-где виднелись неприличные надписи и рисунки, выполненные углем.

Все убранство комнаты составляла широкая кровать, застеленная овчинами, на ней не было ни подушек, ни одеял. Рядом с кроватью стояла скамья. В углу возвышался глиняный сосуд с широким разверстым горлом, в нем была вода. Тут же стояла большая медная лохань, на дне которой лежал почерневший медный черпак. На веревке, протянутой от стены до стены, висел большой кусок льняного полотна, как видно, заменявший полотенце. Окон не было.

На полу возле кровати лежала циновка, другая была расстелена около сосуда с водой.

— Воистину царское жилище, — насмешливо промолвила Лаодика, снимая с себя украшения и складывая их на скамье.

Она сняла о себя одежды и, аккуратно свернув, положила поверх колец и браслетов.

На ней оставались только сандалии, когда, обернувшись на сына, царица увидела, что он стоит одетый со светильником в руке.

— Ну прямо Колосс Родосский! — улыбнулась Лаодика.

Догадавшись по выражению лица Митридата, какая борьба происходит в нем, царица шагнула к сыну и запустила руку ему под хитон.

— Мы желаем одного и того же, так не будем впадать в предрассудки возле уже готового ложа, — прошептала она, призывно глядя Митридату в очи. — Учти, мой мальчик, до рассвета осталось совсем немного времени.

Эти слова и, главное, смелое прикосновение женской руки распалили в юноше задремавшую было страсть. Поставив светильник на подставку, прикрепленную к стене, Митридат живо обнажился и приблизился к кровати, на которой, изогнувшись роскошным телом, лежала царица Лаодика. Наблюдая за сыном, она любовалась им.

Однако решимость Митридата сразу пошла на убыль, едва он встретился взглядом с матерью, едва узрел ее розоватое чрево, осененное сверху мыском черных вьющихся волос. Чрево, давшее ему жизнь! Тех винных паров, что бродили у него в голове, оказалось недостаточно Митридату, чтобы подчиниться страсти, толкающей его на ложе к матери.

Заметив мучительные колебания сына, Лаодика решила действовать сама. Не желая терять времени на уговоры и по опыту зная слабые места мужчин, царица уселась на согнутые ноги и стиснула пальцами еще довольно мягкий мужской орган, который, словно приветствуя это прикосновение, несколько раз дернулся, на глазах твердея и увеличиваясь в размерах. Не позволяя сыну отстраниться от нее, царица осторожными движениями пальцев обнажила пунцовую головку поднявшейся мужской плоти и, не слушая слабых протестующих возгласов сына, стала облизывать ее с торопливой жадностью. Несколько мгновений спустя она всосала ее в рот, обволакивая языком и издавая блаженные стоны.

Митридат уже не пытался вырываться, наоборот, подался вперед, положив руки на плечи Лаодике.

Она же, наслаждаясь его покорностью, вытворяла что хотела с этой упругой вздернутой плотью, не замечая усталости в сведенных судорогой скулах, помогая себе языком и руками. Она так страстно хотела этого! И так долго к этому шла!

Уловив учащенное прерывистое дыхание сына, ощутив слабую дрожь, пробежавшую по его телу, Лаодика отпрянула, продолжая массировать пальцами налившийся силой фаллос. В следующий миг ей в лицо брызнула струя вязкого мужского семени, ударившись в лоб между бровями. За ней другая, окатившая нос и губы. Следующий выброс обдал ей подбородок. Остатки семени скатились Лаодике на правую грудь и медленной щекочущей струйкой поползли к соску.

Это сопровождалось громкими сладостными стонами Митридата, который, вдруг враз обессилев, повалился на ложе.

— Взгляни, ты залил меня всю, негодный мальчишка, — с притворным гневом проговорила Лаодика, коснувшись лежащего на боку Митридата. — И у тебя еще хватало сил колебаться, хотя ты переполнен желанием обладать мною. Взгляни же!

Митридат сел на ложе и заставил себя посмотреть матери в лицо, по которому стекали сгустки мутно-белого семени. Его сыновнего семени! Лаодика улыбалась.

— Как я нравлюсь тебе, мой милый? Ничего не ответив, Митридат поднялся с постели, оторвал край от льняного полотенца и протянул матери.

Покуда царица неторопливо вытирала свое лицо и грудь, ее сын смотрел на нее, вспомнив поведанную ему Антиохой жгучую тайну.

Однажды, спрятавшись за портьерой в комнате младшего брата, чтобы подслушать, как Митридат ябедничает матери на своих сестер, Антиоха вместо этого стала свидетельницей совершенно потрясшего ее зрелища.

Оказывается, в своих капризах их младший брат доходит до того, что требует от своей родительницы бесстыдных ласк. И мать уступает ему в этом.

«Она стояла на коленях перед сидящим на стуле Митридатом, — вспоминал Митридат слова сестры, — и всовывала себе в рот его мерзкий маленький стручок с красной головкой. Она делала это быстро-быстро. А наш братец-негодяй издавал при этом блаженные стоны».

Антиоха призналась, что видела такое лишь однажды, когда ей было пятнадцать лет.

До сего случая в Митридате жила слабая надежда, что сказанное Антиохой — ее выдумка.

Теперь сомнения Митридата развеялись. Оказывается, его мать — порочная женщина! Она не считает для себя предосудительным утолять свою похоть с родными сыновьями. Она, наверное, и своему младшему сыну рассказывала про обычай персов, перед тем как совратить его.

Митридату захотелось возненавидеть свою мать, но, видя перед собой ее соблазнительные формы, божественно-прекрасное лицо в обрамлении завитых локонов, он не мог пробудить в себе ненависть к ней. Он решил, что непременно должен уйти отсюда и хотя бы таким способом удержать свою прекрасную мать от столь низменного побуждения, но только что испытанное им наслаждение не позволяло ему это сделать.

Сознавая свою слабость перед таким соблазном, Митридат подавил в себе желание бороться с ним.

«Я сын порочной женщины, значит, порочен сам!» — ухватился он за спасительную мысль.

— Иди же ко мне, мой Аполлон! — промурлыкала царица, приведя себя в порядок. — Полагаю, ты одолел уже свою робость.

С этими словами Лаодика раздвинула свои белые пышные бедра, устраиваясь на середине скрипучей постели. Ее конусообразные груди с большими круглыми сосками вздымались подобно двум холмам над слегка выступающими ребрами и низинкой живота. В ложбинке между ними виднелось ее лицо с тонко очерченными ноздрями точеного прямого носа, алыми полуоткрытыми губами и блестящими глазами, осененными черными, чуть подрагивающими ресницами.