— Нет, вы посмотрите только! — кричал взбешенный профессор биологии из Принстона, обращаясь к объективам телекамер, которые нацелили на него журналисты. — Вот и береговая охрана заявилась! Береговая охрана! Должно быть, это самая мерзкая шутка в истории человечества. Неужели они и правда охраняли берег? Вряд ли, ибо берег теперь мертв. А что они делают сейчас? Пишут судебные повестки людям, сотворившим этот кошмар? Нет, они пришли мешать нам!

— Ваш корабль препятствует операции очистки, — сказал начальник береговой охраны железобетонным тоном, каким копы всех мастей, оказавшись перед телекамерами, произносят сакраментальную фразу „Я всего лишь делаю свою работу“. — У вас нет разрешения на пребывание в этих водах.

— Дерьмо собачье ваша операция по очистке, к тому же эти воды уже не воды, а суп из нефти, тяжелых металлов и мертвой рыбы, — заявил принстонский профессор береговой охране и камерам. — Что же касается разрешения на пребывание… „Природа“ — общемировая партия, и она дает себе моральное разрешение быть там, где проходит операция по очистке и ликвидации последствий экологической катастрофы.

Одно не вызывает сомнения, отметил про себя Джуди. Может быть, „Природа“ проигрывает битву за спасение экологии, но определенно выигрывает все войны по пропаганде. Маленькая стычка, свидетелем которой он только что стал, будет много раз прокручиваться в новостных выпусках. Джуди отошел от группы прибывших. Как обычно, на него работала внешность. Он казался таким безобидным, что сторонний наблюдатель определенно принял бы его за „зеленого“, а не за федерала. Джуди рассудил, что, хотя активисты на корабле должны знать друг друга, им только что прислали свежее подкрепление, так что поди разбери. Он решил посмотреть, как далеко ему удастся зайти, прежде чем его разоблачат.

— Выглядит хреново, — заметил он паре ученых, которые вытаскивали ведра с водой для анализа.

— Давно уже так хреново не было, — ответил один из них, очевидно очень расстроенный. — Дальше в море немного разбавится, но вопрос — чем? Таким же дерьмом.

— И все-таки, — сказал Джуди, — нам вроде как повезло, верно? В смысле, конечно, не повезло, то есть, ну, вы понимаете.

— О чем это ты, черт возьми? Повезло? Что ты хочешь сказать этим „повезло“?

— Да то, что корабль „Природы“ оказался здесь, когда это случилось. В смысле пропаганды и все такое. Удачное совпадение.

— Что за странный подход! И вообще, кто ты такой, мать твою? Я тебя не знаю. — Ученый повернулся к своему товарищу. — Ты знаешь этого парня?

— Я его знаю.

За спиной Джуди раздался смутно знакомый голос. Повернувшись, он оказался лицом к лицу со старым врагом, с которым впервые столкнулся во время утечки на ядерной станции, когда „Мать Земля“ блокировала район.

— Привет, Пьер, — сказал Джуди. — Как поживаешь? Опухоли не появились?

Человек по имени Пьер не был настроен на обмен дружескими воспоминаниями.

— Ты не имеешь права находиться здесь, Шварц, — сказал он, даже не пытаясь скрыть неприязнь.

— Мы находимся в прибрежных водах США, Пьер. Извини, — напомнил ему Джуди.

Пьер изменил тактику, но не отношение к собеседнику.

— Что ж, от нас ты сотрудничества не дождешься… Это человек — агент ФБР! — громко сообщил Пьер работающим на палубе. — Не помогайте ему, не отвечайте на его вопросы и ничего ему не показывайте, пока не увидите ордер.

Джуди огляделся. Он вдруг оказался в центре внимания. Злые, недружелюбные лица, куда ни глянь.

— У меня нет ордера, — сказал он. — Это мирный корабль „Природы“, зачем мне ордер?

— Вот именно, — сказал Пьер.

— А что же здесь делают террористы из группы „Мать Земля“? — спросил Джуди.

Пьер не ответил. Вместо этого он спокойно и нагло плюнул на палубу под ноги Джуди.

К нему подошел ученый, с которым говорил Джуди.

— Целое море умирает, а они что делают? Подсылают агента ФБР. Великолепно! — Голос его дрожал от злости и презрения.

Джуди повернулся и ушел. Он понял, что больше ничего не узнает, его разоблачили. И все же попытка не была напрасной. Он сделал важное открытие: на месте катастрофы присутствуют террористы группы „Мать Земля“. Джуди счел, что лучше бы им было не высовываться.

ОБСУЖДЕНИЕ СЦЕНАРИЯ С БОГОМ

Натан силился выглянуть из-за маячивших перед ним собственных коленей. Он сидел в кабинете Пластика Толстоу на самом мягком, самом низком диване, какой видел в жизни. Он словно застрял в роскошной мягкой норе. На столе перед ним стоял стакан газированной воды, но он не мог до него дотянуться, равно как и встать с дивана без помощи каната. Его плечи располагались ниже коленей, а голова глубоко ушла в грудь. Натан понятия не имел, куда делась его шея. Вероятно, она снова появится, когда он встанет с дивана, если ему когда-нибудь удастся это сделать. Впрочем, в данный момент шея была ему не нужна. В данный момент его не волновала ни шея, ни вода. Единственное, что заботило Натана, это как Пластик отреагирует на его синопсис.

Это был самый значительный прорыв. Натан преодолел все барьеры, прошел всех рецензентов, всех консультантов, всех вице-директоров по развитию. Добрался до самого верха. Невероятно, неслыханно. Дойти до самого Пластика Толстоу — для писателя это что-то вроде Священного Грааля. В руках Пластика была самая крупная империя коммуникаций на Земле. Через него проходило больше сценариев, чем через всех его конкурентов. Но сам он проявлял живой интерес только к одному из тысяч проектов, которые разрабатывали его компании. Писатели умоляли дать им возможность переосмыслить все художественные принципы до единого просто ради того, чтобы пообедать в одном кафе с его низшим персоналом. Несколько лет назад, еще до запрещения экспериментов с клонированием, какие-то гарвардские студенты взяли ДНК Шекспира и быстренько вырастили еще одного Эйвонского Барда. Люди Пластика даже не удосужились перезвонить им.

Натан нервно наблюдал за тем, как великий человек меряет шагами комнату. Пластик заговорил, не отрываясь от синопсиса, который Натан писал долгими одинокими ночами в гостиничном номере.

— То есть крыса собирается сожрать ребенка? — спросил он.

— Да, — сказал Натан, — я подумал, что она может заставить нас волноваться… своей теплотой.

— Ты хочешь, чтобы я показал в прайм-тайме, как прожорливый грызун оральным способом лишает девственности маленькую сладенькую девочку?

Натан почувствовал недовольство в голосе Толстоу.

— Ну, не знаю насчет орального лишения девственности… Я хотел сказать… сожрать, да.

— Над тобой мать в детстве издевалась? — поинтересовался Пластик с горьким сарказмом. — Тебя рано оторвали от груди? С той поры у тебя и начался этот шизофренический бред? Думаешь, что крыса, поедающая маленькую сладенькую девочку, это не акт растления? Думаешь, это что-то милое?