и захватывать только корабли врагов Нидерландов. Лицензия же герцога Ормонда позволяла охотиться на суда у берегов нидерландской Зеландии{178}, что он и не замедлил сделать, захватив корабль из Роттердама. Кноле был не единственным капером, который мухлевал с лицензиями, пользуясь услугами удобной и не слишком любопытной стороны: чем больше разных лицензий было у капера, тем больше самых разных кораблей он имел право атаковать. Даже если бы пираты были склонны серьезно относиться к законодательным тонкостям, в большинстве своем они были неграмотны и, вероятно, не могли прочитать условия и ограничения, упомянутые в лицензиях. Это объясняет, почему датский губернатор сумел организовать такую бойкую торговлю не имевшими никакой ценности бумагами на острове, который даже не находился в его власти: неграмотные покупатели принимали эти внушительные с виду документы за каперские лицензии{179}.

На фоне вездесущей коррупции неудивительно, что некоторые чиновники, которые не имели возможности просто выдавать ложные лицензии, выбирали другие, более откровенные способы получать прибыль с пиратов. Обычно они прибегали к пособничеству и подстрекательству, как это назвали бы сегодня в терминах уголовного права. В XVII веке мировой судья с говорящим именем Томас Крук[22], начальник ирландского порта Балтимор, открыто снабжал пиратские корабли продовольствием и всем необходимым и даже развлекал их команды в своем доме. Это предсказуемо позволило другим местным жителям полагать, что и они имеют право вволю обстряпывать свои делишки с пиратами{180}. Очевидно, что в данном случае, как и во многих других, пираты и их пособники на суше пользовались тем, что общество воспринимало пиратство как совершенно нормальное, честное занятие — и, вероятно, более предпочтительное, чем служение монарху или правительству, в которых видели угрозу нежелательного вмешательства в местные дела. Сэр Генри Мэйнуоринг, сам бывший успешным пиратом до того, как превратился в охотника на пиратов на службе у Якова I, даже называл Ирландию «питомником и кладовой пиратов»{181}, а его современник лорд Фолкленд, королевский наместник в Ирландии в 1622–1629 годах, считал, что пираты любили берега Ирландии, поскольку там «намного дешевле припасы, легче пристать и отчалить, а также меньше препятствий вроде приливов, отливов и проток»{182}.

Пиратские порты

Многие порты в других регионах играли сходные роли. По существу, в Средиземноморье пиратство и каперство не только обогащали жителей расположенных на Варварийском побережье княжеств Алжира, Триполи и Туниса, но и помогали им сохранять независимость. Английские пираты, нападавшие на испанские и португальские суда в Атлантическом океане, использовали полунезависимые марокканские порты Ла-Мамора (совр. Мехдия) и Сале, где можно было и продать добычу, и пополнить запасы, и починить корабли. На другой стороне Атлантики, в американских портах Чарльстона, Филадельфии и Нью-Йорка, находили безопасные гавани, оперативные базы и рынки сбыта добычи самые настоящие пираты Карибского моря, например капитан Кидд.

Самый известный в истории пиратский порт, локация, где происходит действие множества пиратских историй, фильмов и компьютерных игр, — это Порт-Ройал на Ямайке. С самого основания в 1655 году[23] и вплоть до гибели в разрушительном землетрясении менее чем через четыре десятилетия, в 1692 году, порт пользовался заслуженной репутацией Содома и Гоморры, «самого порочного города в мире»{183} (набожные современники утверждали, что его разрушение стало карой Господней за все грехи, совершенные здесь). Благодаря близости к испанским поселениям на Карибах и в Центральной Америке, равно как и к торговым путям, по которым испанские суда перевозили сокровища, Порт-Ройал идеально подходил для пиратских и каперских авантюр. Готовность, с которой местные губернаторы без лишних вопросов выдавали лицензии всем, кто мог уплатить за них сбор, еще более усиливала приток в порт флибустьеров всех видов — с лицензией и без{184}. Неудивительно, что многие каперы превратили Порт-Ройал в свою базу: к примеру, в 1670 году отсюда совершали свои вылазки двадцать приватиров с общим экипажем примерно в 20 000 человек{185}, а множество пиратских кораблей без лицензий постоянно сновали то в порт, то оттуда, проворачивая еще более сомнительные сделки. Активная и прибыльная деятельность, связанная с разбоем и грабежом, привела к тому, что большинство жителей порта добывали средства к существованию, главным образом обслуживая пиратские потребности. Здесь проживали торговцы оружием и оружейных дел мастера, готовые пополнить пиратские арсеналы, поставщики продовольствия, заполнявшие корабельные трюмы, опытные корабелы и рабочие других специальностей, которые могли быстро реанимировать разбитый корабль перед новым плаванием. Более того, поскольку все эти услуги, как правило, стоили непомерно дорого, множество здешних торговцев специализировалось на превращении пиратской добычи в деньги, бóльшая часть которых незамедлительно пополняла казну многочисленных постоялых дворов, таверн, игорных притонов и борделей.

Дружественные порты можно было обнаружить и в других пораженных пиратством регионах. Выживание многих поселений вдоль китайского и японского побережий в XVI и XVII веках, особенно во времена, когда морская торговля находилась под официальным запретом, целиком зависело от взаимоотношений с пиратами. Например, прибрежные деревни китайских провинций Фуцзянь и Чжэцзян поддерживали местных пиратов, предоставляя им все необходимое, и даже активно помогали, производя ядра, порох, орудия, пушки и доспехи{186}. Многие городки и деревни Гуандуна, особенно расположенные вдоль эстуария Жемчужной реки, тоже впускали пиратов в свободные гавани, несмотря даже на то, что эта территория, служившая воротами к важному порту Гуанчжоу (европейцы называли его Кантон), была хорошо укреплена и в ней были расквартированы императорские войска{187}. Многие крестьяне и сами, пусть нечасто — при удобном случае или когда не могли прокормить себя одной рыбной ловлей, занимались пиратством. В Японии сходную ситуацию можно было наблюдать на острове Кюсю, где местные феодалы не только активно привечали пиратов{188}, но и использовали их в качестве вооруженной охраны для защиты собственной торговли. Порты Внутреннего Японского моря между Кюсю и Хонсю служили базами как для японских, так и для китайских пиратских сообществ и получали огромные прибыли от контрабанды, в основном экспортируя серу и импортируя селитру. Последняя была важнейшим товаром для феодалов и их армий, так как требовалась для производства высококачественного пороха{189}.

В Южно-Китайском море славу самого известного логова пиратов имел остров Холо[24] (часть архипелага Сулу, ныне Филиппины): будучи главным портом и столицей султаната Сулу, он служил чем-то вроде клиринговой палаты для продажи и покупки запрещенных товаров, а также оружия и боеприпасов. Кроме того, портовые чиновники снабжали пиратов бесценной информацией о передвижении судов в целом и о периодических антипиратских патрулях испанских, нидерландских и британских колониальных властей, которые обосновались в регионе со второй половины XVI века. На Холо располагался крупнейший в регионе рынок рабов, где продавали или освобождали за выкуп пленников, захваченных в разных местах вдоль побережья Южно-Китайского моря от Филиппин до Сиама (совр. Таиланд). Западнее подобную функцию выполняли Сингапур и