Почтовый ящик на воротах я купила на аукционе вскоре после того, как мы переехали сюда. Он сделан в форме домика, с резными наличниками и заборчиком, с тонкими изящными деталями. Я просто не могла устоять.

Но потом Изабелла врезалась в него на велосипеде, так что он свалился и заборчик сломался. Сколько ей тогда было? Кажется, семь. Я расстроилась и, вероятно, немного рассердилась. Изабелла тоже огорчилась. Ханс отремонтировал домик, насколько это было возможно, и приделал его на место. Он по-прежнему красив, хотя и не такой, как раньше.

Я поговорила с Изабеллой по душам, объяснила, что можно испытывать грусть и разочарование, это не опасно. Можно снова помириться. Я заклеила пластырем ее поцарапанное колено и объяснила ей, что жизнь идет дальше. Показала, что мы всегда будем вместе, что бы ни случилось.

В соседнем доме открылась дверь. Гунилла вышла и села на лестницу. У меня не было ни малейшего желания выслушивать ее благонамеренную болтовню. Я пошла по дорожке, не глядя в ее сторону. Гунилла окликнула меня, но я не обратила внимания. Долго возилась с ключами, отперла дверь и вошла. Закрыла за собой дверь и заперлась на замок. Только теперь я позволила себе опуститься на пол в прихожей.

По спине тек пот, сердце отчаянно стучало, голова кружилась. Не знаю, в чем причина – наверное, стресс. Все разочарования. Все тревоги, все заботы. Грусть по Хансу.

Я оплакиваю его. И оплакиваю, и ощущаю облегчение. Свободу.

Разве так бывает?

Странная штука жизнь. Можно ли в ней вообще что-нибудь понять?

Я долго сидела на одном месте. Потом взяла телефон и позвонила Изабелле. Она тоже соскучилась по мне, я в этом уверена.

Стелла

Эмиль и Хампус, сын Перниллы, сидели на заднем сиденье, голова к голове, уткнувшись в свои телефоны.

– Подумать только, вы знаете друг друга всю жизнь! – сказала я и увидела в зеркало, как они переглядываются. – Какие вы лапочки!

– Мама! – возмутился Эмиль.

Хампус засмеялся.

– Вы с моей мамой так похожи! – сказал он.

– Странно, с чего бы это? – усмехнулась я и припарковала машину перед спорткомплексом наискосок от небоскреба редакции «Дагенс нюхетер». – Твою сумку я оставлю у Перниллы, Эмиль!

– Спасибо, мама!

Они уже успели вылезти из машины, когда я закричала вслед Эмилю «Пока!». В ответ он лишь взмахнул рукой и ушел. В очередной раз мне бросилось в глаза, до чего же он похож на Хенрика. Высокий, долговязый, с тем же мальчишеским шармом.

Я смотрела им вслед – как они идут со своими спортивными сумками и баскетбольными мячами в руках. Когда они зашли в стеклянные двери, я завела мотор и поехала обратно к Пернилле. Она жила на набережной Кунгсхольмс-Странд.

Мы с Перниллой выросли в одном квартале, учились в одной школе с первого по девятый класс. Она мне как сестра – гораздо ближе, чем Хелена. В тот же год, когда я родила Эмиля, у нее родился Хампус, и мальчишки часто проводят время вместе даже после тренировок.

Она была одной из немногих, кто продолжал звонить, когда пропала Алиса. Других друзей я растеряла – они пошли учиться в гимназию[5], устраивали вечеринки и жили полноценной жизнью. После исчезновения Алисы Пернилла стала единственным человеком, с которым я поддерживала связь. Вернее, это она поддерживала связь со мной.

Никто не видел, насколько мне плохо. Ни мама, ни тем более Хелена. Только Пернилла.

У меня началась мания. Я делала все возможное, чтобы заглушить чувство вины, забыться. Постоянно куда-то неслась. Много пила. Бежала в туман алкоголя, наркотиков, бесконечных тусовок. Ложилась в постель с незнакомыми парнями и случайными мужчинами. Задним числом я никого из них даже вспомнить не могла – ни как их звали, ни как они выглядели. Со стороны могло показаться, что я наверстываю упущенные подростковые годы. Но на самом деле все обстояло иначе. Я была на грани полного срыва.

Я предвкушала вечер у Перниллы. Мне было важно поговорить с ней, рассказать обо всем, что произошло в последнее время. Найдя парковочное место, я спустилась к набережной.

– Выпьешь вина или ты за рулем? – спросила Пернилла, когда я плюхнулась на диван.

– Открывай. Заберу машину завтра, – ответила я. – Как здорово, что ты разрешила Эмилю остаться у вас ночевать.

– Мне самой приятно.

Сквозь высокие окна открывался вид на канал и Карлбергский дворец. Пернилла включила музыку, налила мне вина. Я принялась перебирать журналы на столе.

– «Здоровье и Фитнес», «Будь в форме», «Fitness Magazine», – сказала я. – Похоже, ты воспринимаешь свое новое хобби всерьез.

– Не надо иронизировать, – ответила Пернилла. Она села на диван рядом со мной. – Это не хобби. Это стиль жизни.

– А этот стиль жизни включает в себя вино вечером в четверг?

– Я верю в баланс, – уклончиво ответила Пернилла и подняла бокал. – Никогда не поздно начать. Сейчас ты стройная, Стелла, но и ты со временем обвиснешь. Fit over forty, посмотри этот хэштег в «Инстаграме».

– У меня нет «Инстраграма».

– Ты динозавр, – вздохнула она. – Станешь морщинистой и дряблой, если не будешь двигаться. Пошли вместе в зал, выгоним из организма всякую дрянь, это так круто.

– Я двигаюсь. Иногда играю в теннис.

Она фыркнула.

– Могу предложить тебе на выбор целый выводок прекрасных накачанных личных тренеров. Такого на теннисном корте не найдешь.

Я засмеялась. Пернилла в своем репертуаре. Я была рада, что приехала к ней.

– Давненько мы так не сидели, – сказала я, поджимая под себя ноги.

– И не напивались до чертиков посреди рабочей недели?

– А у нас запланировано напиться до чертиков?

– План достаточно гибкий, – ответила Пернилла и придвинула мне блюдо с сыром и крекерами.

– В выходные я общалась с мамой.

– Ну и как?

– Все хорошо.

Я взяла крекер, надкусила его. У Перниллы звякнул мобильник, она достала его, открыла сообщение – и унеслась куда-то в свой мир.

Собравшись с духом, я спросила:

– Ты до сих пор поддерживаешь контакты с Марией?

– С Марией Сундквист?

– Ну да. Или с Даниэлем. О нем что-нибудь слышно?

Я изо всех сил старалась говорить небрежным тоном.

– В последние годы не часто. Мы друзья в фейсбуке. Мария живет в Арвидсъяуре, Даниэль в Бру.

Она покосилась на меня.

– А что? Почему ты спрашиваешь?

Я пожала плечами.