– Почему они так думают? – спросила она, доставая упаковку бумажных платочков и протягивая ее мне. – Они не могут не понимать, что вы говорите серьезно.

Я достала платочек, вытерла глаза и нос.

– Дело в том, что я уже ошибалась, – ответила я. – Однажды мне показалось, что я вижу ее. Но я заблуждалась. После этого у меня началась тяжелая депрессия. Меня положили в больницу. Теперь они боятся, что это повторится.

– Ну, а ваш муж? – спросила она, указывая кивком головы на мое обручальное кольцо. – Что он говорит?

– Ему я ничего не сказала. Не знаю, хватит ли у меня сил снова через все это пройти. Он наверняка задастся вопросом, не заболела ли я, не надо ли срочно отвезти меня в психушку.

Женщина внимательно смотрела на меня и понимающе кивала.

– Даже не знаю, что мне теперь делать. Никогда не испытывала такой растерянности.

– Как же вы хотите поступить?

– Я хочу узнать ее поближе. Но к чему это приведет? Для меня? Для моей семьи? Для нее?

Женщина взглянула на кроны деревьев.

– Да, кто знает, – негромко произнесла она.

– Простите меня, – пробормотала я. – Наверняка я кажусь вам сумасшедшей. Кстати, меня зовут Стелла.

Я протянула руку.

– Эва, – ответила она и обхватила мою ладонь обеими руками. – Жизнь коротка. Мы живем один раз, помните об этом. Как ее зовут, вашу дочь?

– Алиса.

– Красивое имя.

– Никогда не думала, что будет так тяжело. Так больно.

– Подумайте, что причиняет большую боль. Либо вы решите оставить все, как есть, и жить с этим дальше. Или сделать все от вас зависящее, чтобы узнать правду, и пусть другие думают, что хотят.

Не знаю, как долго мы просидели рядом в общей для нас тишине. Через некоторое время Эва поднялась и пожелала мне удачи. Я смотрела ей вслед, пока она спускалась с холма и шла по тропинке парка. Глупо, но мне хотелось, чтобы мы с ней встретились снова. Нечасто попадаются люди, готовые выслушать и проявить истинное сочувствие.

Когда я вернулась в консультацию, жизнь уже не представлялась мне такой безысходной. Я не суеверна, но встреча в парке показалась мне добрым предзнаменованием.

Изабелла

Из дома я вышла заранее. Прошлась по магазинам в торговом центре «Веллингбю Сити». Теперь я стояла на платформе метро в ожидании поезда. На самом деле еще было слишком рано, но я не хотела опоздать, как в прошлый раз.

Я только начала ходить на психотерапию, но это уже вызвало так много вопросов и воспоминаний. Мне кажется, они всегда жили во мне, но только сейчас я решилась задуматься об их значении, а это для меня совершенно ново. К тому же я не очень-то умею говорить о своих чувствах, да еще и защищать свои слова. Как в прошлый раз, когда они спросили о моей реакции на то, как мама рассказала мне о папе. Никогда еще я не была так зла на нее. В тот момент я испытала такую ненависть к ней, что сама испугалась. Я никогда не прощу ей того, как она это сказала. Можно ли ненавидеть собственную мать? Ужасное чувство. Я хотела поговорить об этом еще в прошлый раз, но не решилась. Меня тянуло рассказать об этом еще в первую встречу со Стеллой, но я не могла. Такое ощущение, что во мне живет дикий зверь. Что будет, если я выпущу его на волю? А вдруг он меня проглотит? Или, наоборот, съест меня изнутри?

Во всяком случае, я начала проявлять кое-какие чувства. Непривычно, что никто не ставит под сомнение мое право их испытывать. Никто не обижается, не огорчается и не злится. Никто не воспринимает то, что я чувствую или думаю, как личное оскорбление. Напротив, такое ощущение, что все на моей стороне.

Зазвонил мобильник. Я достала его и увидела, что это мама. Она хотела узнать побольше о групповой терапии, расспросить меня обо всем, о чем только можно. Не надо было мне звонить ей на прошлой неделе и делиться впечатлениями. Это была моя ошибка. Я положила телефон в карман, так и не ответив.

Едва начав ей рассказывать о психотерапии, я пожалела о своих словах. Так и знала, что начнутся вопросы. Знала, что она начнет вмешиваться. Будет требовать подробностей и начнет шпионить. Разумеется, из самых лучших побуждений. Ведь она же всегда рядом. Она всегда поймет – хотя на самом деле она ничего не понимает. Мама душит меня. Я не готова говорить об этом. Во всяком случае, с ней. Иногда я задумываюсь, смогу ли я когда-нибудь это сделать. Она словно пиявка – паразит, высасывающий из меня жизненные силы.

Телефон зазвонил снова, и я снова достала его и смотрела на дисплей, пока звонки не прекратились. Вышла на Фридхемсплан, направилась к эскалатору.

Тут она позвонила снова.

Я решила ответить:

– Привет, мама.

– Здравствуй, девочка моя. Ты едешь на терапию?

– Ты же знаешь, что да, – ответила я. Все детство я училась подавлять негативные чувства. Но теперь мне кажется, что я утратила способность притворяться. По моему тону сразу слышно, что я раздражена.

– Не надо разговаривать со мной таким недовольным голосом. Я ведь просто спросила.

Я взяла себя в руки. Сделала глубокий вдох.

– Ну как там дома?

– Тихо. Как всегда в последнее время.

Я почувствовала угрызения совести. Папа умер. Мама одна. Я плохая дочь.

– Может, тебе попробовать с кем-нибудь пообщаться? – предложила я. – Ты давно не ездила к бабушке?

– У твоей бабушки забот полон рот. Кружок шитья и что-то там еще.

– А тебе разве некому больше позвонить? Ты ведь не всю жизнь прожила в Даларне?

Молчание в трубке. Оно означало, что я ступила на запретную территорию. Я прекрасно это понимала, однако продолжала:

– Где мы жили, когда я была маленькая? Ты никогда мне об этом не рассказывала. Это было где-то в Дании, пока ты не вернулась в Бурленге и не встретила папу?

– Ты хочешь сказать – Ханса?

Мне нельзя говорить папа. Она хочет отнять у меня даже это.

– А кто же тогда мой настоящий папа? – спросила я. – Ты собираешься мне о нем рассказать?

Давненько мне не случалось переходить все границы.

Мама откашлялась.

– А как, собственно говоря, проходит эта твоя групповая терапия? – спросила она дружелюбно, с ноткой интереса в голосе.

Но я знала, что она просто хочет разнюхать, чем мы там занимаемся. За вежливым фасадом скрывается злость. И я не хотела отвечать. Это мое глубоко личное дело. Однако я чувствовала, что должна как-то загладить свою дерзость, попытаться успокоить ее.

– Мы приходим туда, садимся в круг. И каждый из нас может говорить, о чем захочет. А психотерапевт…

– Стелла?

– Стелла очень хорошо ведет. Она задает вопросы, которые заставляют меня задуматься. Поразмыслить. Переработать всякие переживания.