– Бре-ед! – с восторгом и ужасом протянула Ася.

– Извините, но мне правда некогда… – Глеб сделал очередную попытку уйти, но Ася его перехватила. Взяла его руки в свои – нежные, цепкие – и уставилась прямо в глаза. Не вырываться же?

– Глеб, вы даже не представляете… – пропела Ася, – что нам с Толиком вчера пришлось пережить, – это ад, самый настоящий ад… Она ворвалась, она нас оскорбляла…

– Елки зеленые, так давно бы «лейку» ей отдали! – вырвалось у Глеба.

– Мы бы отдали, но «лейка» дома, не здесь, – сухо произнес Анатолий. – Я думаю, Евгении не так уж и нужен фотоаппарат, ей важней досадить мне.

– Толик работает, у него серьезная работа, а она мешает… – пропела Ася, таращась на Глеба немигающими зелеными глазищами. – Вы слышали, что правительство города собирается реконструировать Солнечный остров? «Урбанис-холдинг» – один из инвесторов… Такая ответственность! А тут эти скандалы…

– Ася, не надо… – поморщился Анатолий.

– А все потому, что Евгения ненавидит Толика. Она ревнует его. Ко мне, – скромно добавила Ася.

– Ася, не надо… – поморщился Анатолий. – Словом, Глеб… у меня к вам просьба. Не позволяйте Евгении распространять обо мне глупые слухи. Я нормальный человек, ничего противозаконного не делаю, на мне большая ответственность… А «лейку» я верну в самое ближайшее время! Так и передайте…

«Кому передать?» – хотел спросить Глеб, потом передумал:

– Вы извините, но мне правда некогда. Очень беспокоился о Евгении, но… раз дело только в фотоаппарате… думаю, я зря сюда пришел. Спасибо за кофе.

– Всего доброго! – пропела Ася.

– До свидания… Риточка, проводи человека! – склонился к переговорному устройству Анатолий.

Глеб уже подошел к дверям, но, перед тем как выйти, обернулся и спросил:

– Скажите, Анатолий… А ваша бывшая жена – хороший фотограф?

– Что? А… Не очень. Так, средне… – Анатолий слегка удивился. – А почему вы интересуетесь? Впрочем, неважно… Да вы сами можете оценить ее работы. Ее фото висят в той же самой галерее, по соседству, на втором этаже. Целый зал Евгении Торцовой (она не брала мою фамилию). Кстати, а вы знаете, почему у нее не было вчера денег? Уж не потому, что я при разводе обобрал ее до нитки. Она на все деньги арендует залы и выставляет там свои работы. Сейчас ведь ни один художник, ни один фотограф не может просто так, бесплатно, вывесить свои… э-э… шедевры. Такова нынешняя реальность! Но это ничуть не оправдывает мою бывшую жену… – насупился Полонский. – Вот видите, я всегда стараюсь соблюдать объективность!

* * *

Так получилось, что Глеб опять оказался в том же месте, с которого начались его приключения… или злоключения?

В галерее современного искусства Айрата Тыклера еще толпилась публика, несмотря на то что до закрытия оставалось совсем немного времени. Глеб сразу поднялся на второй этаж.

Выставка фотографий «Посвящение Москве».

Часть фото Глеб уже видел – именно тут они вчера встретили Акима Петрова. Сейчас диггера в зале не наблюдалось – да уж, погуляли они вчера втроем, с Бергером и Иваном Павловичем, – знатно.

Следующий зал (до которого они вчера так и не дошли) был целиком и полностью посвящен работам Евгении Торцовой.

Не без душевного трепета Глеб приблизился к снимкам, сделанным Евгенией. Чуда он не ждал, Полонский обронил, что как фотограф его жена не блещет, да и вообще, что особенного может быть в фотографии? Насколько Глеб понимал, смысл имеет только событие, которое запечатлел фотограф. Если повезло поймать удачный момент – получилось хорошее фото, нет – так нет. Ну, и много зависит от самого фотоаппарата. На дешевую «мыльницу» гениальный кадр не снимешь!

Но работы Евгении поразили Глеба.

…Игра света и тени. Дома, которые как люди, – каждый со своим характером. Деревья с ветвями, которые напоминали заломленные руки. Блики, играющие на воде…

Каждый снимок – это целая история. О любви, ненависти, равнодушии, радости и печали.

Пространство на фотографиях Евгении обретало объем, раздвигалось, расширялось до бесконечности. Форма перетекала в содержание. Появлялся второй смысл. Третий… еще…

«Посмотри на этот мир новыми глазами. Сколько солнца! Ты любишь утро? Ты обращал внимание на то, насколько утренний свет отличается от вечернего? У тебя щемило сердце, когда ты глядел на закат? Нет? Ну так взгляни, увидь все это заново, ощути на своем лице ветер, вспомни запах сирени, вспомни, как цветут липы на Бульварном кольце… В этом мире живешь ты. И я…» – казалось, Глеб услышал голос Евгении.

«По-моему, она гениальна…» – растерянно подумал он, бродя вдоль стен, на которых были развешаны фото. У него даже перехватило горло.

«Да что ж это такое! – с мрачной злостью сказал он себе. – То она плохая, то она хорошая… Я слишком много думаю о ней. Я только о ней и думаю. К черту. Хочу видеть ее снова!»

– Галерея закрывается, просьба освободить помещение! – вежливо обратилась к Глебу смотрительница.

– Скажите, как мне найти автора этих работ? – спросил ее Глеб.

– Хотите прибрести фото? А пожалуйста, вон на том столе визитки, – приветливо объяснила смотрительница и вышла из зала.

…Уже сумерки гуляли по Москве.

Глеб сел в машину. В одной руке он держал визитку, в другой – свой сотовый, намереваясь прямо сейчас, сию секунду позвонить Евгении.

Внезапно экран у телефона вспыхнул, на нем появилось улыбающееся лицо жены, и заиграла мелодия. Глеб дернулся и машинально нажал на кнопку «ответить».

– Алло, Глеб… Глеб! Ты меня слышишь?

– Нина… здравствуй.

– Я звонила домой, никто трубку не берет. Потом решила на мобильный… так, на всякий случай… – деловито чеканила жена. – Ты восстановил свой номер? Купил новый телефон? Глеб, я как раз тебе об этом хотела напомнить в прошлый раз – чтобы ты этим занялся… А то как же мы без связи… Но ты сам догадался все сделать, молодец!

Глеб молчал. «Где она сейчас? Надо спросить. Интересно, что она ответит?.. И про часы… Нет, бог с ними, с часами, надо про детей спросить! Зачем она от меня скрывала, что сделала столько абортов…»

Глеб был нормальным человеком. Его очень непросто было сбить с толку какой-либо сенсационной новостью, даже если она, эта новость, касалась непосредственно его личной жизни.

Только в дешевой мелодраме герой, услышав страшную тайну, сразу начинал на себе волосья рвать от горя или возмущения. Сразу же всему верил.

Глеб не понимал подобного поведения. Как это так – послушав первого встречного или какого-нибудь завистника-недоброжелателя – немедленно начинать верить?

А проверить?

Мало ли что… Информатор может врать. Путать что-либо. Добиваться какой-либо выгоды для себя. Просто из любви к вранью. Из зависти к чужому счастью. Вот Рощин, заморочивший Глебу голову, – явно одинокий, не любимый женщинами дядька. Зануда ста пятидесяти килограммов веса. Возможно, влюбленный в Нину (как не влюбиться, она же красавица, очень интересная женщина!)… возможно, терапевт Рощин пытался с ней флиртовать, получил от ворот поворот. Ревность, злость, досада – «почему другим мужикам везет, а мне – нет?!».