– Хоть в одном месте жильем повеяло! Монах сказал:

– Пройдем ее! Недобрые это огни! Но припустил пройдоха к ближней избе, стучал в нетерпении – отворила им бабка.

– Ан, не впустишь, старая, хотя бы в хлев, в сараюшку, дерюгой не прикроешь усталых путников, не вынесешь пусть сухаря да ковш воды?

Бабка им кланялась:

– Ступайте в избу, милые, ждет вас лежанка да стол с угощением.

Плут еще больше обрадовался:

– Давно уже нас не встречали кровом да ужином. А то все в краях здешних закрывают ставни при нашем-то приближении. Тушат всякий огонь – лишь бы не прибились мы на ночлег.

Монах заупрямился:

– Пойдем отсюда в ночной лес. Вижу открытые двери, но не вижу икон на стенах. Недоброе дело без Божиих икон!

– Да что ты! – вскричал товарищ. – Готов я печку делить с самим чертом, лишь бы хоть раз в тепле выспаться. Меня с лежанки веревкой не вытянешь! Какое до молитв дело, когда потянуло ужином?

Монах сказал:

– Чую – будешь ты рад ночному лесу, благословишь бесприютную дорогу.

Позвала их вечерять старуха и выставила невиданный ужин – полные плошки мяса и кружки с вином. Когда она вышла, сказал монах:

– Не ешь того мяса, не пей вина. Плут взялся ругать товарища:

– Не у тебя живот прилип к самому хребту? А не готовились мы еще утром глодать осину, заедать ее кореньями?

Монах твердил:

– Уйдем, заночуем в лесу.

Возмутился плут:

– Вот-вот пометет метелью за окнами. Ешь, пей, да благодарствуй хозяюшку. Где ты найдешь еще мяса с вином?

Потянулся он к еде, но монах под стол выбросил мясо, вылил вино. Здесь и вернулась хозяйка:

– Все ли съели, выпили? Плут, злясь на спутника, сказал:

– Славно отужинали. А монах сказал:

– Не почитать на ночь Евангелие, не вспомнить само Писание?

Замахала старуха руками, затушила поспешно лучины, взялась уговаривать:

– Полезайте на печь, устали вы с дороги. А я здесь прикорну, на лавочке!

Легли они – плут захрапел. Но не спалось монаху. Вот кто-то ночью стукнул в окошко. Впустила старуха внучку. Стали они шепотком разговаривать:

– А что, бабушка, что, милая, спят наши овечки, посапывают?

– Спят, спят, внученька, не проснуться им от винца!

– А что, бабушка, готовы котлы и шкварни?

Старуха ответила:

– Зачем мне шкварни? Люблю пробавляться сырым мясцом, перегрызать сладки жилы зубами.

– Крепки, видно, твои зубы, бабушка, – с завистью сказала внучка.

– А это, милая, с человечьих жилок-прожилочек – будут от них зубы – кремни, как бывали еще у моего батюшки. От свежей-то крови с сырцом и румянец играет, и моложе делаешься…

И сказала бабушка, выпроваживая внучку:

– Ну, зови скорее едоков! Пусть несут с собой сковороды. Видно, крепко согрело вино овец. Я же приготовлю пока дровишек.

Как вышла старуха, монах плута разбудил да все тому рассказал. Застучали у пройдохи зубы. Вскочил проверять котлы да бадьи за печкою – и увидал повсюду человечину. Сделался плут полотном:

– Не сняли с меня шкуру комиссары, не повесили казачки, видно, лишь для того, чтоб ободрали меня волколаки! Ох, и ловко нас, грешных, отделают!

Ответил монах:

– Встанем по обе стороны двери. Войдет ведьма с вязанкой, бежать бросимся – а там и Каурая. Господь нас не оставит!

Вернулась старуха, толкнул ее плут на котлы с чанами:

– Ишь, чего удумала, проклятая. Зубы свои человечиной оттачивать!

Завопила ведьма, возгорелись огни по деревне – спешили уже гости к ужину. Отвязал плут Каурую, сам на нее вскочил и дождался товарища. И так закричал, поддавая пятками ее бока:

– Выручай, ленивая! Не тебя ль жалели до поры до времени?

Подгонял он лошадку, целовал ее холку. Монах же за спиною его читал молитвы.

8

Наутро попалась еще деревня: плут с монахом стучали в избы. Открыла одна старуха ветхую избенку. Плут набросился на старую:

– Нет ли у тебя кадок с человечиной? Не любишь свеженького сырца да студенька из человеческих косточек?

Зашамкала беззубая старуха:

– Мне помирать скоро, оттого и отворила безбоязненно. Мясо мое давно с костей слезло, немного вы его наскребете. Бояться мне нечего, жду не дождусь, когда предстану перед Христом!

В избе увидали они иконы. Шепнул монах:

– Здесь не будет подвоха. Спрашивал плут бабушку:

– Отчего у вас от путничков прячутся? На все засовы запираются?

Та поведала:

– Оттого мы пугливые, что не стало никакого житья от нечисти. И в спокойные времена бывало разное – с этой же войны вовсе лютуют оборотни. Мы на кладбище не ходим уже давно, а кто помрет, сбиваемся кучей и хороним быстро, с опаской. Только часто наутро могилы вырыты, покойники достаны – видно, что не звери пируют над ними! А сейчас и вовсе худо стало! Взялись ходить оборотни по деревням, врываются в избы, как волки в овчарню, – с недавних пор и к нам повадились… И заведено у злодеев – как постучат кому ночью в избу, знай, на следующую ночку и пожалуют! Поглядел на монаха плут:

– Не пора уносить ноги от здешних мест? Разве отыщется Бог посреди волколаков?

Монах его не слушал:

– Позови-ка всех, бабушка!

– Что ты надумал? – взъярился товарищ. – Ты ли не видел наполненные чаны? Не слышал, как клацают волколачьи зубы?

Отвечал монах:

– Негоже детей да вдов оставлять на съедение!

Побежала бабка звать народ, собрались стар и млад. Мужички здесь оказались хлипкими – кто без руки вернулся с войны, кто скрипел деревяшкой. Взвился плут:

– Не с ними пойдешь? Хороши будут помощники! Из трех молодцов едва соберем одного!

Монах спрашивал:

– К кому последней ночью стучались гости?

Вышла одна вдова. Наказал монах:

– Отправляйся нынче к соседям, а я в избе твоей заночую.

Не сдержался пройдоха:

– Куда же ты напрашиваешься? Не терпится пойти на холодец внучке да бабушке с родственничками? Да в уме ты, в полном здравии? Оставаться на верную гибель! Нет, такого я не выдержу, пойду запрягать Каурую. Подамся прочь, пока засветло!

Не слушал монах товарища, наказывал принести к себе все иконы и свечи. А сам направился в избу. Плут, увидав такое, бросил шапку оземь:

– Беги не беги, а суждено – везде подберет Костлявая! Однако, много одной молитвой сделаешь?