— Я бы и рад к ливдинскому старьевщику зайти, — тяжело вздохнув, ответил Лукас. — Вот только когда уж теперь доведется? Дорога-то не ближняя…

— Да уж, и правда далеко, — согласился лавочник. — Торговал я когда-то в тех краях. Молодой был, мир поглядеть захотелось. Упросил отца взять с собой к морю.

Вспомнив о давнем странствии, лавочник оживился. Начал рассказывать Лукасу, как мальчишкой помогал отцу торговать. Жаловался на тамошних конкурентов, хитрых ливдинских купцов.

— Подобных краснобаев да пустомель, поверишь ли, мил-человек, в целом Мире не сыскать! Бывало, таких историй насочиняют, только держись. И ладно бы стоящее чего предлагали, а то ведь вещички у них никудышные, с отцовским товаром и сравнивать смешно. А покупателей из-под носа уводят!

Художник слушал, кивал да помалкивал. Вспоминал ливдинского старьевщика. До чего ж складно тот про книжку «волшебную» рассказывал! А потом всего полкелата за нее и попросил. Лукас больше бы дал, не задумываясь. Книга-то без всякого волшебства замечательная. Эх, до чего же хочется снова ее найти.

— Отец мой, надо сказать, тоже за словом в карман не лез, — между тем продолжал рассказывать лавочник. — Такое, бывало, насочиняет — заслушаешься. Ничего не скажешь, умел старик товар подать лицом. Да что там товар! Поверишь ли, мил-человек, но после пожара несколько листиков обгоревших от какой-то книги случайно уцелели, так батя и их за шестьдесят пять грошей продал! Да не кому-нибудь, а самому Марольду! Чего уж старик тогда Черному понарассказал, не знаю, врать не буду. Но только разбойник потом еще долго по пепелищу ходил, обрывки книги искал.

— И что же, нашел?

— Да нет, куда там, сгорело все подчистую. А что не сгорело, батя подобрал. Где мой старик, земля ему пухом, пошуровал, там и сам Марольд Ночь ничего не сыщет. Так-то, мил-человек!

— А что за книга была? — сгорая от любопытства, спросил Лукас.

— Гангмар ее знает, — пожал плечами лавочник. — Все картинки какие-то да слова непонятные. Отец мой складно тогда сочинял, будто есть в них какое-то колдовство. Ясное дело, иначе товар не продашь. Ведь ежели нет в книжке волшебства, кому ж интересно в этих писульках разбираться? Будто бы нет у людей других дел, поважней.

Лукас хотел что-то возразить, да только не нашелся. Какое-то время оба молчали.

— Марольд — известный колдун, — задумчиво проговорил художник, — видел небось есть ли в книге магия.

— Да брось ты, мил-человек, — махнул рукою лавочник. — Марольд тогда мальчишка нищий был, о даре его колдовском никто и не слыхивал. Он только в обучение собирался поступать. Это после, когда вернулся, так разошелся, весь город запугал. А уж откуда у него вдруг такая силища взялась — никто не ведает. Может, и впрямь, какая книга помогла.

Лавочник сердито насупился и замолчал. А вскоре вовсе отвернулся и нарочито увлеченно принялся со скрежетом переставлять горшки на полках. Разговор был окончен.

Выйдя из лавки, Лукас увидел, как к ратуше подошли несколько вооруженных мужчин. Одного из них, Бэра, художник узнал сразу. Теперь сержант явно был здесь за главного, коротко отдавал приказания остальным стражникам, и те тут же, неумело печатая шаг, отправлялись их выполнять.

«Видать, на место погибшего Эдвара заступил. Оно и понятно, кому же еще начальника заменить, как не ближайшему помощнику», — подумал Лукас.

Бэр вскоре разослал всех подручных и, оставшись один, сразу подошел к художнику. Поприветствовал, как старого доброго знакомого, поинтересовался здоровьем, затем стал расспрашивать о работе в монастыре. Польщенный вниманием, Лукас начал увлеченно рассказывать о предстоящей росписи стен.

— Теперь уже вроде как все готово, эскизы вот к осени закончу, да сразу и подмастерьев найму. Начнем, наверно, с молитвенного зала…

Художник внезапно замолчал, заметив, что сержант слушает его рассеянно, точнее сказать, совсем не слушает. Да еще и смотрит не на своего собеседника, а как будто куда-то сквозь него.

— Что ж, замечательно, очень рад был с вами побеседовать, — не совсем впопад проговорил Бэр, все так же глядя мимо Лукаса, — всегда приятно, знаете ли, с ученым человеком поговорить. Успеха вам во всяческих начинаниях.

Сержант немного помолчал, о чем-то глубоко задумавшись.

— Вот вы, я видел, из лавки только вышли. Наверно, купить собирались что-нибудь для будущих картин, ну, в смысле, краски или, может быть, холсты? — неожиданно поинтересовался он.

— Да, как вам сказать… — замялся Лукас, — я в общем-то старые книги ищу. По ним иногда эскизы уж больно сподручно делать. Такие рисунки прежде были — глаз не оторвешь…

— Вот и чудесно, вот и замечательно, — непонятно чему обрадовался Бэр. — Солдаты должны воевать, а художники — делать эти… эскизы, картины писать и тому подобное. У каждого, знаете ли, своя работа. А тогда, во время разгрома обоза все смешалось. Да, что ни говори, а жуткий выдался денек. Не приведи Гилфинг, опять пережить подобное. — Сержант озабоченно нахмурил лоб. Скосил глаза куда-то в сторону. — Слыхали, конечно, что начальник наш погиб? — понизив голос, спросил он.

— Да, да, — взволнованно воскликнул Лукас. — Я видел, как Эдвар умирал, слышал последние слова… Только разобрать не все сумел. Понял лишь, что он о вас говорил, господин сержант…

— Вы были рядом с раненым начальником стражи? — неприятно изумился Бэр. — Вот это очень, очень нехорошо…

Сержант тревожно огляделся по сторонам и перешел на еле слышный шепот.

— Скажу вам по-дружески, хотя и не имею права. Слухи по городу идут, будто бы Эдвара кто-то из своих же и прикончил. Смертельную рану наш командир-то в спину получил! И, похоже, не копьем его… Что вы на это скажете, господин художник?

— Неужто правда? — потрясенно проговорил Лукас. — Кто-то из своих?

Бэр криво усмехнулся.

— Да нет, ну что вы, такое даже обсуждать всерьез не хочется, глупость несусветная, одним словом. Можно подумать, разбойники не могли сзади налететь, тем более в темноте.

— И в самом деле, — с готовностью поддакнул Лукас, — тогда ж, будто ночь внезапно наступила среди бела дня. В такую-то темень, что угодно могло приключиться.

— Да вот и я о том же говорю! — с досадой произнес сержант. — Но только людям рты ведь не заткнешь. Приходят ко мне, просят разобраться. Ну, я объясняю, конечно, как могу, да толку-то от этого немного. Народ темный, неграмотный народ. Только и думают, как виноватого найти. Верно?

Лукас промолчал. Но Бэр, похоже, и не ждал никакого ответа.

— Да, такие здесь люди, только и ищут виноватого, — хмуро повторил он. — Особенно ежели человек приезжий и заступиться за него некому, его ведь проще простого обвинить. — Сержант внимательно посмотрел на художника. — Вы уж лучше молчите, любезнейший, о том, что Эдвара видели в тот день. Оно и всем спокойней будет.