Прощай, дорогой мой, пусть тебя ждет великое будущее. Лишь бы только ты хоть иногда вспоминал обо мне. Это будет означать, что я еще жива.

Вопреки разгульным планам, я не выпила за вечер даже полбокала; Сергей Валентинович, наоборот, расслабился и в такси почти спал. Дома даже пришлось помочь ему снять ботинки и доковылять до кровати. Муж вернулся страшно пьяный, смешной и добрый.

Катерина ночевала у бабушки. Мне не спалось, я ходила из комнаты в комнату, потом на кухню, потом в ванную. Мне очень нравилась наша квартира. Каждая деталь была подобрана со вкусом и любовью — кремовый кожаный диван в гостиной; купленная на Невском картина с видом Фонтанки; тяжелые, сшитые на заказ бархатные шторы с индийской тесьмой, дорогой турецкий ковер в детской. Особенно я любила свою итальянскую кухню в стиле «Прованс». Как будто кто-то взял и собрал прекрасные извилистые линии из множества воспоминаний, а потом перенес в деревянные изгибы, почти навечно. Я медленно передвигалась между предметами, прикасалась к поверхности кончиками пальцев, заново рассматривала каждую мелкую шероховатость. В темноте хорошо знакомые вещи обретают новые формы, лишаются геометрии и плавают в глубине нашего воображения. Я двигалась и двигалась, не находя себе места, из комнаты в комнату, между пространством и временем, приведшим меня в этот дом, в эту жизнь.

На кухне, в шкафчике с чаем и кофе, спрятана пара сигарет.

Конечно. Это то, что сейчас нужно. Тут же в памяти всплыла картинка, как смешная армянская девочка Ирка Асрян сидела на родительском подоконнике и с удовольствием курила в раскрытое окно. Как же мы были беспечны тогда! Я нашарила две тоненькие белые палочки, взяла одну и вышла в парадную. Дядя Василий, сосед из квартиры напротив, держал изящное фарфоровое блюдце на почтовых ящиках; я вполне могла встать на цыпочки и дотянуться. Его жена Лидия Степановна страдала астмой, по этой причине не переносила табачного дыма и не родила детей. Больше на первом этаже квартир не было.

Я спустилась по последнему пролету к почтовым ящикам, нашарила зажигалку и антипролетарскую пепельницу. В этом доме все было антипролетарское; даже дядя Василий, хоть и водитель, но с фамилией Вознесенский и с фарфоровой пепельницей. На улицу выходить было холодно, я дымила прямо в подъезде. В два часа ночи риск быть застуканной сводился почти к нулю. Полумрак, тусклый старый светильник на высоком потолке. Тихо.

Пепел падал на старинный розовый фарфор; я не спеша и с удовольствием рассматривала свое новое кольцо. Из белого золота, как я люблю; с брильянтом и маленькой жемчужиной. Обычно, но дорого и очень красиво. Засмотревшись, я пропустила звук открывающейся двери.

Черт, кто это так поздно?

Обернулась и увидела, как из квартиры дяди Василия вышла девушка. Она закрыла дверь ключом и стала спускаться к входной двери. Двигалась быстро, в полумраке я не успела ее разглядеть; только большой некрасивый шерстяной платок на голове, непонятное темно-серое пальто, бледная кожа, впалые щеки и непривычный, довольно резкий запах.

Запах лаванды.

Прошла мимо, чуть не наступив на фарфоровое блюдце, и даже не взглянула на меня. Тяжелая входная дверь поддалась не сразу, незнакомка несколько раз толкала ее слабым худым плечиком, словно позабыв про кнопку домофона. На третьей или четвертой попытке дверь все-таки открылась и она вышла из парадной в темноту.

Наверное, домофон снова сломался, раз так открыла… просто дверь примерзла слегка… хотя работал же буквально пару часов назад. Надо уже в домоуправление сходить, надоело все это; одно и то же каждые две недели, стоишь перед подъездом и не можешь войти, пока дворник не явится; вот тебе и элитный дом на Петроградской… Как странно, ну и гости у дяди Василия; завтра обязательно спрошу у Сережи, что за привидение.

Надо спуститься и проверить кнопку… нет, слишком тянет по ногам, завтра… все завтра. Надо вернуться и попробовать заснуть. Утром я приду на кухню, открою холодильник, сделаю Сергею Валентиновичу яичницу с помидорами, заранее приготовлю парацетамол, потому что похмелье после такой вечеринки практически обеспечено. Потом мы заберем Катрину и поедем куда-нибудь в кино. Вот что будет завтра.

Дела в клинике шли превосходно. Я не имела привычки интересоваться конкретными цифрами зарплаты господина Ефимова, но, вероятно, муж получал неплохой процент с общего дохода клиники. Вывод напрашивался сам собой, потому что сразу после выдачи годового бонуса Сергей Валентинович закрыл мой ипотечный вопрос. Теперь Катерина имела собственное жилье, к тому же ежемесячно приносившее двадцать тысяч рублей чистого дохода; квартиру продолжали сдавать приличной паре с двумя детьми, надолго и основательно. На семейном совете было решено складывать эти деньги Катьке на счет — вот оно, неплохое приданое. Может быть, именно его мне так не хватало в юные годы; маленькая однокомнатная квартирка, она же большая уверенность в завтрашнем дне.

В конце января я тоже получила годовую премию. Еще несколько лет назад мадам Сорокина не могла себе представить, что сможет вернуться в медицину и зарабатывать достойные деньги. Закрадывались каверзные мысли, а вдруг Сергей Валентинович проявил заботу о семейном бюджете и тайно увеличил мои доходы в сравнении с доходами остальных сотрудников старого корпуса? Однако версия отпала сама собой после того, как я потихоньку прощупала почву. Нет, у меня как у всех — Шрек поменял старый «Фольксваген» на неплохой японский паркетник, отправил своих девчонок на две недели в Лондон и подумывал о расширении жилья. Варька сдала на права, купила семилетнюю «Тойоту» и вообще со временем заметно поменялась — стала еще более громкой и даже несколько раздражительной. Эпилог Варькиных метаморфозов оказался весьма неожиданным; он прозвучал ни с того ни с сего, за утренней чашкой кофе:

— Лен, я вообще знаешь что думаю? Вышвырнуть своего козла наконец, пусть катится к маме и там бока отлеживает. Я теперь и сама пацанов потяну. Надоел пуще пареной репы… А что? Вон ты — развелась, не побоялась и мужика приличного нашла. И я найду, никуда не денусь.

Шрек от такого монолога резко оживился:

— Вот оно, бабы, все ваше подлое нутро. Дай каждой женщине миллион, а потом посчитай, какой процент останется жить с мужем.

— Не в бровь, а в глаз, Александр Владимирович.

Варька довольно улыбалась; я промолчала и вспомнила нашу со Славкой старую «шестерку», вечно грязную и сломанную; заднее сиденье, заваленное медицинскими журналами и кассетами с «Битлами», Реем Чарльзом, Стингом. Много восхитительных вещей для того, кто любит музыку. А теперь за окном — Варина «Тойота», хоть и не новая, но ярко-красная; Санин паркетник и моя темно-синяя девочка.

При всем при этом автопарк старого корпуса не мог сравниться с парковкой служебного транспорта около нового здания. Самая дорогая машина находилась в собственности доктора Чарминга — белый спортивный «Мустанг». О появлении в коллективе машины класса «люкс» первой узнала Варя и тут же дополнила свежую информацию: