Снова закрутились диски, застучал безжалостный ритм музыки.

— Они не услышали ни слова, — вернувшись, сказал Ваксберг. — Они могут только без конца хлопать в ладоши, словно я общаюсь с цирковыми тюленями.

Аня запечатлела поцелуй на щеке Ваксберга:

— Именно за это я люблю вас, потому что вы — честный.

— Только рядом с вами, Аня. Со всеми остальными я лгу и придумываю — это ужасно, — и так думает следователь Ренко. — Но я бы умер, если бы не делал этого.

— А в чем проблема? — спросил Аркадий.

— Саше угрожают. Я имею в виду больше обычного, — сказала Аня.

— Ну, тогда, возможно, ему лучше не высовываться, вместо того, чтобы устраивать вечеринку и приглашать тысячу гостей.

Аркадий не чувствовал жалости к миллиардеру. Хотя человеку, который выглядел таким истощенным, как Ваксберг, можно было посочувствовать. Он все больше и больше оказывался в тени — тяжело опущенные плечи, вымученная улыбка. Он был главой «Группы Ваксберг», международной цепи казино и курортов. Аркадию казалось, что Саше Ваксбергу должна помогать армия адвокатов, бухгалтеров, крупье и поваров, а не журналистка, почти уже уволенный следователь, единственный телохранитель и пьяный карлик. Это невероятное падение. Ведь Ваксберг был одним из последних олигархов первой волны. У него все еще было состояние и связи, но каждый день его предприятия закрывали. Его положение становилось хуже и хуже. Все это было написано у него на лице.

Свет в зале приглушили, а, когда включили снова, танцовщицы клуба «Нижинский» стояли в платьицах с обнаженным топом, обшитых тесьмой, коротких юбках, в перьях и высоких гольфах. Глаза выделены тушью, белые и красные румяна наложены кругами, почти как у клоунов. Иными словами — настоящие малолетние проститутки.

— Готовы? — звезда тенниса пригласила всех поприветствовать актеров, взмахнув сценарием.

Танцовщицы приняли балетные позиции. Конечно, это не кордебалет из Большого, но кое-какие балетные па были им известны.

— Первая позиция! — скомандовал теннисист.

Первая балерина приняла позицию — соединила пятки, носки врозь, руки — на уровне талии.

— Я знаю, как это бывает. Каждая девочка сначала немного учится балету. Потом фигурное катание, потом — секс, — заметила Аня.

— Вторая позиция!

Следующая девочка расставила ноги и подняла руки на уровне плеча.

— Третья позиция!

Третья девочка соединила ноги, поставила правую пятку — к середине левой стопы. Левая рука — на прежнем месте. Правая — поднята над головой и полусогнута.

— Пятая позиция!

Ноги — скрещены, левая нога касается правого подъема. Обе руки подняты.

— А где же четвертая позиция? — Аня с удивлением обратилась к Ваксбергу.

Некоторые зрители решили, что теннисист просто ошибся, и стали кричать:

— Хотим четвертую позицию!

Зал подхватил их крики, игриво, но настойчиво притопывая, все скандировали:

— Хотим четвертую! Хотим четвертую!

Теннисист расплакался.

— Эх, — вздохнул Ваксберг, — снова этот Уимблдон… Я должен это исправить.

Ваксберг шел к сцене в свете юпитера, освещавшего путь. Пока он шел, Аркадий наблюдал его преображение — из проигравшего человека он превращался в энергичного, готового действовать Сашу Ваксберга. Он поднялся на сцену и взял микрофон. У этого человека есть чувство сцены, думал Аркадий. Зал продолжал скандировать, но его появление заставило всех замолчать. Он улыбнулся.

— Вы хотите увидеть четвертую?

— Да!

Он снял пиджак и передал его теннисисту.

— Не слышу. Правда, хотите увидеть четвертую?

— Да!

— Слабый ответ. Просто позор городу Москве. Последний раз спрашиваю, хотите увидеть четвертую позицию?

— Да-а-а!

Ваксберг выглядел невозмутимым. Он отставил правую ногу на носок, левая — опорная — сзади, левая рука — на талии, правая — поднята в позиции триумфа — grace.

Реакция зала — общее потрясение и восхищение. Неужели Саша Ваксберг просто паясничает? Приняв и переварив шутку, первыми откликнулись «старые львы» с верхних рядов, затем волна аплодисментов прокатилась по всему залу. — Браво! Бис! — вспыхнул зал.

— Он, что, еще и комик? — спросил Аркадий.

— У него есть еще несколько неожиданных трюков. Когда сегодня вечером гости будут возвращаться с аукциона, они, возможно, будут говорить о «Бугатти» для него и «Булгари» для нее, но, будьте уверены, они также будут говорить о невероятном Саше Ваксберге.

— Он всегда был удачливым и знал, что делать.

— Удача не имеет к этому никакого отношения.

Уже через секунду Аркадий разгадал послание.

— Вы имеете в виду, что это было срежесированно? Вся программа? Даже слезы теннисиста? Как он мог додуматься до этого?

— Потому что он — Саша Ваксберг. И… Дайте-ка мне снова взглянуть на фотографию.

Ваксберг раскланивался. Аня изучала фото. Тушь и румяна, размазанные по лицу, не могли скрыть красоту мертвой девушки, ее немигающие глаза, казалось, смотрели куда-то вверх — наверное, следили за облаками.

— Так, это — Вера, — вскрикнула Аня, подавшись вперед. — Это — отсутствующая балерина.

— Фамилия Веры?

— Я не знаю.

— Вы же пишите репортажи. Может, она есть у вас в записной книжке.

— Конечно, — Аня листала страницы. — Вот балерины «Нижинского», не хватает Веры Антоновой. И она второй раз оценила Аркадия: — Вот теперь вы похожи на следователя.

Женя и Мая поделили пакет чипсов в ночном кафе на Ярославском вокзале. Он учил ее, как пользоваться новым сотовым телефоном. Она просто кричала в трубку, ей казалось странным, что нет привычных проводов.

— Не могу представить, что ты никогда раньше не пользовалась мобильным. Никогда не писала смс? Не смотрела видео?

— Нет.

— Откуда ты такая взялась?

— Тебе незачем этого знать.

— Ну, доверься мне.

— Зачем? Нет смысла.

— Почему нет?

— Нет смысла… Слушай, а теперь, когда у меня есть этот телефон, что с ним делать? Я никого не знаю, кто бы мог позвонить мне.

— Ты можешь мне позвонить. Я поставлю свое имя первым.

…

— Ты можешь его убрать?

— Ты не хочешь, чтобы у тебя был мой номер?

— Я не хочу ничьих имен или номеров. Ты можешь стереть его?

— Конечно, сотру. Нет проблем.