о чем-то большем, я выскочила в коридор и едва не налетела на двух монахов.

— Благословите, благочестивые отцы!

Отцом с натяжкой можно было назвать только старшего, потому что юный монашек годился ему, может быть, даже и в сыновья: монашеская одежда добавила Жано лет десять, а еще я отлично рассмотрела на его лице щетину и подавилась отчаянным воплем. Если я начну считать все ошибки, которые успела допустить, мне не хватит знания математики.

Марибель с невероятно серьезным лицом вытянула руку и поводила ей над моей головой, насколько ей достало роста, а я старалась изгнать стоящий перед глазами образ «Луизы» с усами и бородой. И если усы еще встречались у женщин, то борода грозила спровоцировать дипломатический скандал. Измена, предательство, разврат, попрание государственных интересов.

Улыбаемся и машем, сказала я себе. Мы уже ввязались, там посмотрим, но, если честно, после удачного возвращения Жано и Марибель у меня от сердца отлегло, и все прочие проблемы стали казаться легко решаемыми и незначительными.

— Что вам, братья? — раздался над моим ухом голос монахини.

— Благословлены в паломничество, — почтительно отозвался Жано, прикрыл рот рукой и склонил голову.

— Пошли, пошли, — монахиня озабоченно подтолкнула меня в плечо. Видимо, я так восторженно смотрела на Жано, что она негромко рявкнула: — Со святыми братьями не разговаривать! Уяснила? Молиться захочешь, сядешь рядом и тихонько молись, а обет молчания братский тревожить не смей!

Отличная маскировка, с завистью подумала я. Едешь, молишься и не общаешься ни с кем. Я оглянулась на Лили и Эрме, замотанного в чепец и ленты, и подумала — может, и с бородой как-нибудь обойдется, найдем бритву или чем они тут бреются, он должен уметь бриться сам, он столько дней в бегах и не оброс.

Мы немного отстали, и я прошептала ему на ухо:

— Как ты бреешься?

— У нас же есть нож, — ответил он. — Странные вопросы.

— Странно — это женщина с бородой, — парировала я убежала вперед, подобрав юбку. К сожалению, только верхнюю, про нижние, волочащиеся по полу, я забыла, и если бы не Жано, который успел меня подхватить, то я растянулась бы на полу.

— Неуклюжая кобыла, — каркнула монахиня. — Туфли где потеряла, лядащая? А ну стойте, спины прямо, прямо спину, бестолочь ты небесная! — И я получила тычок под ребра — болезненный даже несмотря на корсет и лиф. — Голову выше! Ты принцесса, а не нищебродка! Стой тут! — И она повернулась к Лили, заметно сбавив тон: — Я дверь открою, ты выходишь и идешь через храм, медленно и величественно, поняла? Братья за тобой присмотрят.

Там, за дверью, что-то и вправду было. Коридоры монастыря были темными, а сквозь тонкие щели в рассохшемся дереве пробивался яркий свет и тянуло сладким и цветочным. Мед? Мед с орехами?.. Я сглотнула слюну. Знала бы я прежде, что значит голод, но похоже, что все лишения и тяготы прошлой жизни, которые я могла себе приписать, если бы задалась такой целью, сгодились бы для инфоцыган с их постоянными поисками «детских травм у потомства абсолютно нормальных родителей»…

Глава 9

Монахиня толкнула дверь, приглушенный гул стих, а я потерялась в обилии запахов, золота, цветов и яркого света. Храм был полон нарядных, чего-то ждущих людей, и столько предвкушения я не видела нигде и никогда. Может, только на фотографиях настоящих королевских свадеб, но меня не заносило на такие мероприятия, а статичная картинка атмосферу не передавала.

Я захлебнулась слюной, хотя догадывалась — то, что я принимаю за еду, ей не является: благовония, дары, медовые свечи. Торжество момента зашкаливало, особо чувствительные дамы исходили слезами, видя, как невеста ступает под своды церкви под слаженное песнопение. Все ощущали собственное ничтожество, особенно я; хотя то, что в храм вошла не я, а Лили, то есть маркиза де Фрели, было в общем-то стечением обстоятельств, тем, что я просто-напросто не умела себя держать. Те, кто пришел взирать на очередную невесту, должны быть убеждены, что созерцают ее высочество — и ни малейшего зерна сомнения, ни тем более явной уверенности.

Монашка закрыла дверь, оставив меня в разочаровании. Лили пройдет храм, выйдет к экипажу, туда же нужно попасть и нам, причем, как я понимаю, до того, как карету подадут к воротам церкви, иначе куда мы побежим перед всеми собравшимися такой толпой — я, служанка и два монаха, подвиньтесь, ваше высочество, вы тут не одна.

Я положилась на слаженность действий организаторов.

Нас передали сестре Клотильде. Я приготовилась к вопросам — их не последовало. Нас провели к обитой железом двери, вытолкали в рассвет, едва угадывавшийся на черном небе, и я, с трудом справляясь с юбками, залезла в карету и устроилась в уголке. Кости таза намекнули, что легко мне в пути не будет.

Как только закрылась дверь, малышка бросилась Эрме на шею. Я посчитала, что все было не напрасно.

— Где ваши родители? — вырвалось у меня.

— Кто знает? — Эрме посмотрел на меня поверх макушки сестренки. — Нас продали господину Джироламо, когда мне было всего десять лет, а Марибель только-только научилась ходить. Мать была сильно больна и уже умирала… думаю, ее давно уже нет в живых.

— Прости, — смутилась я. — Моя мать… тоже умерла, когда я была ребенком. Я почти не помню ее.

Даже не соврала.

— Поменьше болтайте, — негромко предупредил Жано, и мы замолчали, Марибель вернулась на место рядом с Жано и благонравно сложила ручки на коленях. Я не выдержала:

— Сколько тебе лет, Марибель?

— Одиннадцать.

Бедная кроха… Пока карета не тронулась, я встала, жестом попросила Жано пересесть рядом с Эрме, сама села к Марибель и шепнула ей на ухо:

— Не бойся. Я не дам тебя никому в обиду, — и осторожно стиснула ее ручку. Все что угодно я могла принять, только не муки ребенка, особенно если учесть, что я сделала час назад… или не сделала, не продумала каждый шаг. Марибель и Жано спасло чудо. — Как вы удрали из комнаты, зачем?

— Мы и не удирали. Нашли сундук с монашеской одеждой, — губы Жано дрогнули в усмешке. — Сестры удивились, увидев нас, но ничего нам не сказали — у нас обет.

Значит, это Жано ходил по комнате со свечкой. Иногда то, что кажется страшным, таким не является, но бывает и наоборот. Как сейчас — мы почти у цели, мы в безопасности, и именно в это блаженное время можно случайно попасться, расслабившись. Или Лили во время шествия потеряет свою накидку и все увидят ошейник.

— Пока будем ехать, попробуем