Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Телеграмма утром пришла. Мол, пусть себе поднимаются, но только днем и под присмотром. На ночь в пещере чтобы никто не оставался. Намек уловили?
— Да чего там после заката делать, в пещере этой? — поразился Уолтер. — Ночевали когда-то в одной, чуть от холода не околели.
Немец усмехнулся.
— Сочувствую. И со мной такое однажды случилось. Но в Риме явно заинтересовались красным свечением. Я сам даже не знаю, что думать. До вчерашнего дня был в полной уверенности, что это лишь легенда.
— Байки одни, — буркнул сержант. — А Иоганну… Тьфу! Джованни я уши надеру. Pivello!
— Тем не менее. В Риме тоже читали старые хроники. А там говорилось, что красный свет в Волчьей Пасти дает силу…
— …Особенно насчет баб, — уточнил страж порядка. — Потому и лазили, шеи ломали. Impotenti! Срамота это все!
Доктор Ган усмехнулся.
— Не только. По красному лучу, его, насколько я помню, «Filo di Luna» называли, можно было улететь в какую-то волшебную страну, даже стать небесным духом, парить среди звезд. А другие считали, что пещера полна красных самоцветов. Лени Рифеншталь этот цвет пришелся не по душе, опять же политика, ненужные ассоциации. Заменила на голубой. Говорили даже, что тот, кто улетит и сможет вернуться, обретет бессмертие. Каждый ищет свое, синьор Ларуссо.
Никола Ларуссо насупился, явно желая возразить, но не успел.
— Эгей! Мы уже здесь!..
На тропе, у самого выхода в долину, стоял весело улыбающийся Хинтерштойсер. Кепи набекрень, веревка на плече. Через миг рядом соткался Тони Курц, тоже в кепи, но без веревки.
Скалолазы шагнули ближе, переглянулись.
Откашлявшись, Андреас принял серьезный вид, вскинул ладонь к козырьку.
— Докладываем! Стенку взяли, подъем наладили. Чуток передохнем, и можно мочалить!
— Почему доклад не по форме? — рыкнул Ларуссо. — И что за дурацкое пение?
— Почему дурацкое? — вступился за приятеля Курц. — Это у нас на плацу — дурацкое. А после стеночки — совсем другое дело!
Вновь переглянулись.
* * *
Уолтер сжал зубы, глубоко вздохнул, собираясь с силами. Упор на руки, рывок… В глаза плеснул желтый огонь, но он все-таки сумел приподняться над скальным перегибом. Кто-то схватил за рубашку, потянул…
— Сам!
Упал на живот, оттолкнулся руками от теплого камня, бросил тело вперед. Неужели все?
— Семнадцать минут, — сообщил чей-то голос, кажется, Хинтерштойсера. — Не так и плохо.
Уолтер нашел силы усмехнуться. Не так? А как — плохо? Не подъем, а сплошной стыд. Совсем навыки растерял.
Встал, долго доставал платок из кармана, протер грязное от пота лицо. Воду решил не пить. Чуть позже рот прополощет — и хватит. Помотал головой, надеясь прогнать желтую пелену.
— Вальтер, не обижайся, но ты работаешь очень нерационально. — откликнулась пелена голосом Курца. — Сил, что ты потратил, на три таких подъема хватит.
Уолтер рассмеялся, вдохнул глубоко.
— Отто? Вы слышите? Вычеркивайте меня из рационалов.
— Охотно, — откликнулся Ган. — И даже с удовольствием. А что там наш сержант? Эй, синьор, вы где?
Желтая пелена, наконец, лопнула, и Уолтер увидел долину: невысокую горную гряду в густой зелени, тонкую нить дороги, каменный перегиб, который только что преодолел.
— А? — грянуло где-то совсем рядом. — Тут я! Сейчас!..
Над камнем вознеслась взлохмаченная усатая голова с выпученными от напряжения глазами. Широко раскрытый рот выдохнул.
— Фуражку посеял. Уфф!..
Массивное тело перевалилось через каменный край, ручищи уперлись в белую пыль. Миг — и сержант Никола Ларуссо восстал над покоренной скалой. Рубашка в темных пятнах пота, красные щеки, кровь на оцарапанном запястье.
— Chi osa vince! Вперед, Италия!
Хинтерштойсер сделал серьезное лицо, подбросил руку к кепи.
— Вы были великолепны, герр сержант!
— Уши надеру, — добродушно пообещал усач. — Не посмотрю, что straniero. На обратном пути фуражку мою найдешь, иначе на скале ночевать оставлю. Ну, синьоры…
Отряхнулся, отогнал ручищей пыль.
— Как я понимаю, прибыли?
— Почти, — доктор Ган кивнул вперед, в сторону неровного уступа. — Последний рывок.
Уступ возвышался отвесной стеной, черный, в широких извилистых трещинах. Уолтер стал прикидывать, сколько в нем вместится этажей. Три? Больше? Такой с ходу не «замочалить», но кто-то предусмотрительный озаботился выбить в черном камне ступени — слева, где уступ полого спускался к площадке.
Сержант достал из заранее поднятого рюкзака итальянский флажок, сдвинул кустистые брови.
— Я иду первый.
Никто не стал спорить. Доктор Ган извлек из того же рюкзака фотоаппарат, Уолтер последовал его примеру.
Фляжка. Прополоскать рот…
Готов!
— Вперед, синьоры! «Giovinezza, Giovinezza, primavera di bellezza!..»
* * *
…Под ногами битый камень, впереди он же, но целой грудой, за ним — темный зев в скальной толще, и в самом деле чем-то похожий на раскрытую звериную пасть.
Bocca del Lupo.
— Всем стоять на месте! — отчеканил доктор Ган. — Сперва зафиксируем.
Сержант, уже двинувшийся было вперед с флажком наперевес, послушно замер. Отто Ган расчехлил аппарат, мельком взглянул на солнце, пытаясь угадать выдержку. Уолтер уже прицеливался, ловя объективом вход в Волчью Пасть.
Ступени вывели на ровную площадку. Почти квадрат, дюжина шагов в длину, в ширину чуть побольше. Впереди пещера, у входа — каменный завал.
— Да, хорошо тряхнуло, — констатировал Отто Ган, делая очередной снимок. — До самого основания разнесло.
Уолтер опустил фотоаппарат, взглянул недоуменно.
— Это что, стенка? А где кирпичи?