— О!

— Калил знал, его отец и родные выбранной для него невесты придут в ярость, но, являясь мировой знаменитостью и любимцем отца, он был уверен, что рождение сына принесет ему прощение.

— Я так понимаю, он ошибся.

— Когда любимый сын не оправдывает возложенных на него надежд, это тяжелый удар.

— И отец лишил Калила права занять престол?

— Не сразу. Ему сказали, что его новой невесте не рады в Рамал-Хамране, но сам он может вернуться домой, если одумается и выполнит требования своей семьи. Но дед был не из тех, кто может бросить беременную женщину и вернуться домой поджав хвост.

— И поэтому он мне нравится.

— Он всем нравится, Роуз. В этом и состоит часть проблемы.

— Вы очень его любите, — мягко сказала она.

— Он мой jaddi'lhabeeb. Любимый дедушка. Пока мой отец устраивал свою личную жизнь, он учил меня арабскому языку и истории моей страны.

— И он от всего этого отказался ради любви.

— А его послушный, исполнительный младший брат тем временем восстановил доброе имя семьи, женившись на девушке, которую выбрали для наследника. В том же году у него родился сын, новый представитель знатного рода с тысячелетней историей, и эмир избрал младшего сына своим преемником. Тот использовал свое богатство и влияние на благо народа.

— Новый человек для новой эпохи.

— Определенно он оказался умнее моего деда. Когда у их отца случился удар, Jaddiпомчался домой, но было уже слишком поздно. Эмир впал в кому и не смог простить своего блудного сына.

— Бедняга.

Кэл посмотрел на нее, не зная, кого она имеет в виду.

— Интересно, успел ли эмир понять, что уже поздно? Пожалеть о своем решении? Мы все думаем, что у нас много времени, чтобы сказать важные слова. Когда погиб мой отец, я хотела сказать ему…

Не в силах продолжать, Роуз замолчала. Теперь была его очередь держать ее за руку, пока она вспоминала своих трагически погибших родителей.

Мгновение спустя она покачала головой:

— Я в порядке, Кэл.

Так ли это на самом деле? Он никогда не терял близких людей. У Роуз не было никого, кроме деда, и Кэл сожалел, что не может поделиться с ней своими многочисленными родственниками.

— Вы хотели бы сказать ему… — Он желал больше узнать о ней, о ее жизни.

— Что я любила его. — Ее взгляд просветлел. — По утрам в воскресенье мы ходили на прогулку в лес. Он рассказывал мне про деревья, цветы, птиц.

— Ваша мать не ходила с вами?

Роуз покачала головой:

— Она оставалась дома и готовила ленч, но мы всякий раз обязательно что-нибудь ей приносили. Большой каштан, птичье перо или красивый камень.

«Маркиза стояла у плиты?»

— Мне следовало говорить ему каждый день, как я его люблю. Любовь важнее всего на свете, Кэл. Жаль, что мы понимаем это слишком поздно.

— Вам так мало времени довелось провести с ним. С ними. Как трагично лишиться матери в таком раннем возрасте. Что вы о ней помните?

Она вздрогнула, словно вернулась к реальности.

— Мама была смелой, решительной. Очень любила моего отца. — Она высвободила свою руку. — Продолжайте ваш рассказ, Кэл.

Он не хотел говорить о своей семье. Он хотел узнать больше о ней. Его детские воспоминания о матери были связаны с поцелуями, угощениями, сказками на ночь. Неужели Роуз помнила свою мать прежде всего как смелую и решительную женщину? А может, это результат многолетнего промывания мозгов средствами массовой информации?

— Что случилось после смерти вашего прадеда? — настаивала она.

Здесь определенно что-то не так. Кэл это чувствовал. Но Роуз Нэпьер для него не больше чем средство для достижения цели. Ее жизнь его не касается.

— Когда Jaddiузнал, что его отец передал власть его младшему брату, его сердце чуть не разорвалось. Не только от горя, но и от чувства вины. Он обезумел.

Кэл уставился на тарелку перед собой. Каким-то образом ему удалось ее опустошить, не почувствовав при этом вкуса еды.

— Что случилось? Что он сделал?

— Отказался приносить клятву верности младшему брату, собрал на севере оппозиционные кланы и привел их в столицу. Он думал, народ переметнется на его сторону, но его слишком долго не было. Когда-то они обожали молодого энергичного шейха, но в его отсутствие прониклись любовью и уважением к его брату.

— Кто-нибудь пострадал?

Кэл покачал головой:

— Когда стало очевидно, что он не получит поддержки, его союзники быстро перебежали на сторону эмира.

— Похоже на шекспировскую трагедию, — заметила Роуз.

— Думаю, да. Но все по-прежнему зависело от него самого. Если бы мой дед признал своего брата правителем, публично преклонил перед ним колено, ему бы позволили остаться. Когда он отказался унижаться подобным образом, брат лишил его имени и изгнал из страны. Все же Калил получил свою долю отцовского наследства. Старик надеялся, что деньги послужат его непутевому старшему сыну утешением.

— А ваш отец? На него наказание тоже распространялось?

— Изгнан был только Jaddi, но все остальное затронуло и его семью. Если отец не носит имя своего клана и родовой титул…

— Значит, вот почему вы аль-Заки.

— Имя без истории, — сказал он. — Без чести… Мы с сестрой, как и наш отец, можем свободно сюда приезжать. У меня есть офис и квартира в Румайлла, но до тех пор, пока эмир меня не признает, я здесь никто.

Ему было запрещено появляться в меджлисе. Все письма, которые он отправлял, возвращались непрочитанными. Лишенный других возможностей просить за умирающего старика, он был вынужден использовать эту женщину.

— Как вы думаете, что произойдет, когда принцесса Сабира сюда приедет? Она станет вас игнорировать? — спросила Роуз.

— Об этом не беспокойтесь, — ответил Кэл, злясь на себя, на эмира и на нее, потому что она заставляла его чувствовать себя виноватым. — Ее высочество не станет расстраивать почетную гостью.

Именно на это Люси и рассчитывала. Если принцесса Сабира его признает, он попросит ее поговорить с эмиром о его деде. «Это мой последний шанс, — мрачно подумал Кэл. — Просить женщину, которая спит с эмиром, проявить жалость к умирающему старику».

Лидия слышала в голосе Кэла отчаяние, боль и скрытый гнев, но говорить о сочувствии было бессмысленно, поэтому она промолчала. Ей вообще не следовало заводить этот разговор. Она расстроила Кэла и чуть не выдала себя, заговорив о смерти своего отца.

Ятима пришла убирать со стола. Тишину нарушал только звон посуды. Не в силах больше выносить напряженное молчание, Лидия поблагодарила девушку за еду.