клочья. Они вновь подчинились своему капитану, но только лишь потому, что стальной голос Блада обещал дону Диего де Эспиноса-и-Вальдесу не обычную смерть, а нечто более жутковатое…

– Да бейте, стреляйте, режьте меня, я не боюсь смерти! Неужели вы думали, что я оставлю в ваших грязных лапах мой прекрасный корабль, на котором вы сражались бы с испанцами?

Разъярённые мятежники схватились за ножи, требуя его крови.

– Даже пальцем не трогать негодяя! – властно напомнил капитан Блад, повернулся на каблуках, подошёл к борту и застыл в глубоком раздумье.

Рядом с ним встревоженно замерли Хагторп, Волверстон и канонир Огл. Вчетвером они молча всматривались в приближавшийся корабль. Судно твёрдо шло наперерез курсу «Синко Льягас».

– Через полчаса он сблизится с нами, и его пушки сметут всё с нашей палубы, – профессионально отметил Огл.

– Мы будем драться! – грозно вскричал одноглазый гигант.

– Драться? – насмешливо фыркнул Блад. – Как мы можем драться, если у нас на борту всего двадцать человек, а у испанцев три сотни?!

– А что делать? – напрягся Хагторп.

– Надо как-то убедить адмирала в том, что мы испанцы, что на борту у нас всё в порядке, навешать ему лапши на уши и продолжать наш путь. В смысле – удирать.

Лысеющий канонир Огл, склонный к чёрному юмору, предложил:

– Клянусь ядрами, чудесная идея, Питер! Давай спустим за борт дона Диего в шлюпке, пусть заверит своего брата-адмирала, что все мы являемся верноподданными его католического величества, короля Испании. А если откажется, повесим его сынка!

Питер вскипел с явным намерением дать подзатыльник за такие гнусные предложения. Но внезапно в его глазах вспыхнуло вдохновение:

– Укуси меня вампир, а ведь ты почти прав, старина! Проклятый дон не боится смерти, но у его сына может быть другое мнение. Сыновняя папопочитаемость у испанцев весьма распространённое чувство. Тащите сюда мальчишку! И вот ещё…

На корме стояли три заряженные кормовые пушки. Их дула высовывались в открытые амбразуры.

– За работу, Огл! – приказал Блад, указав ему на среднюю пушку. – Откати её назад. Сейчас мы её используем не по назначению.

Некраснеющий Огл тотчас же выполнил распоряжение капитана.

– Привяжите предателя задницей к жерлу пушки! Да, да, именно в такой позе, – рявкнул Питер Блад и, пока офицеры торопливо выполняли его приказ, добавил: – Привести сюда остальных пленников. И поднимите уже кто-нибудь испанский флаг!

Дон Диего, накрепко привязанный пятой точкой к жерлу пушки, неистово проклинал капитана Блада и по-английски, и по-испански. Его руки были туго стянуты верёвками за спиной, а ноги привязаны к станинам лафета. Даже бесстрашный человек, смело глядевший в лицо смерти, мог бы ужаснуться, точно узнав, с какой именно стороны к нему придёт смерть.

На губах у испанца выступила розовая пена, но он не переставал орать:

– Варвар! Дикарь! Славянин! Проклятый еретик! Неужели ты не можешь прикончить меня как-нибудь по-католически?!

Капитан Блад, не удостоив его даже взглядом, повернулся к шестнадцати перепуганным испанцам, согнанным на палубу. Ещё в трюме они слышали истеричные вопли дона Диего, а сейчас миловидный подросток, выделявшийся дорогим костюмом и высокомерным профилем, рванулся вперёд:

– Папочка-а!

Извиваясь в руках повстанцев, он проклинал небеса и преисподнюю, а затем бросился в ноги капитану с мольбами о милосердии. Питер Блад с удовлетворением убедился, что отпрыск дона Диего буквально по маковку преисполнен сыновней любовью и привязанностью.

Может, кому-то данный план и казался слишком жестоким, однако доктор на своей шкуре слишком хорошо знал, что творили бесчувственные, кровожадные испанцы, впитавшие с молоком матери бурый религиозный фанатизм, не имея в душе даже искры той христианской веры, символ которой был водружён на верхушке мачты приближавшегося к ним корабля. Если хоть на миг представить, что будет с его людьми, когда их возьмут на абордаж, то…

Мгновенно определив приоритеты, Блад мысленно дал по башке своей же совести и мстительно улыбнулся. Ещё недавно предатель утверждал, будто Господь Бог благоволит к католической Испании? Ну что ж, дон Диего будет сурово наказан за это заблуждение.

Почувствовав твёрдость в сердце, капитан приказал Оглу зажечь фитиль и снять свинцовый фартук с запального отверстия пушки, к жерлу которой был привязан испанский капитан. Эспиноса-младший тут же разразился новыми проклятиями вперемешку с соплями и слезами…

– Молчать! – гневно напустился на него Питер. – Молчать и слушать! Я не хочу убивать его, понял?

Удивлённый сын дона Диего сразу же заткнулся.

– Из-за подлой измены твоего отца мы попали в серьёзный переплёт. Если он опознал флагманский корабль своего брата, так и его брат, конечно, уже узнал «Синко Льягас». Когда «Энкарнасион» приблизится к нам и твой дядя поймёт, что именно здесь произошло, нас обстреляют или возьмут на абордаж. Однако и мы хоть и не ваши вампиры, а кусаемся, – он кивнул на лафет пушки, к которой был привязан дон Диего. – Ты должен уяснить главное: на первый же выстрел с «Энкарнасиона» по нему пальнёт эта пушка. Надеюсь, ты понял меня, зайчик?

Дрожащий от страха юноша взглянул в беспощадные глаза Блада, и его лицо побледнело, как будто он увидел в них самую бездну ада.

– Что мне нужно делать? – пробормотал, запинаясь, Эспиноза-младший.

– Как сын капитана, ты поедешь к своему дяде передать привет от папочки. Ну а я, как знатный испанец, вызволенный вами из английского плена, буду тебя сопровождать. Если я вернусь целым и невредимым, то дон Диего останется жить. Но если со мной случится какая-либо мелкая неприятность, то ей опять-таки отсалютует вот эта пушка!

Из толпы повстанцев послышались возгласы одобрения, и даже испанские пленники начали уважительно перешёптываться, оценив коварное изящество докторского плана.

Видимо, на тот момент мужество окончательно покинуло дона Диего в этом жестоком испытании; он не протестовал, не кричал, а лишь просто молча повесил голову, предоставив разрешение всех моральных терзаний единственному сыну.

– Ну, хватит тянуть время! – повысил голос Блад. – Что ты скажешь, мой мальчик?

Красавчик дон Эстебан облизнул сухие губы и дрожащей рукой вытер пот со лба. Он в отчаянии взглянул на отца, словно умоляя поддержать его, но дон Диего тупо продолжал молчать. Из горла юноши вырвались плохо сдерживаемые рыдания.

– Я… я согласен, – всхлипнул он и повернулся к пленным испанцам, – и вы… вы тоже! Ради папы, ради меня, ради всех нас. Иначе они нас убьют!

– Однозначно, – весомо подтвердил доктор, – кроваво, но даже не поморщившись.

Испанские гребцы прикинули тему к носу и тоже решили не проявлять бесполезного героизма. Не раздумывая, они обещали, что сделают всё как надо. Зубастых канониров, как вы понимаете, никто и не собирался сажать на вёсла.

Блад подошёл к дону Диего.

– Сожалею, что я вынужден оставить вас в таком интересном положении… – тут он на секунду умолк, нахмурился, внимательно поглядел на привязанного к пушке испанца и уже другим голосом продолжил: – Но, пожалуй, вам нечего опасаться. Надеюсь, ничего хуже уже не случится. А если и случится,