– Это зачем? Иванова я дочь, Ивановна значит. Меня по отчеству один-то раз в жизни звали, как документ выписывали, а больше не припомню.

– До встречи, Галина Ивановна, – я вяло махнул рукой, улыбнулся и побрел в сторону жилища врача.

Костомаров радостно встретил меня, окинул диагностическим взглядом и задал всего один вопрос:

– Ну как?

Я прибегнул к шантажу, пообещав кучу новостей, в обмен на ведро воды для душа. Док засуетился, заохал, обязался не просто дать воду, а подогретую. Отмывшись от прошедших дней в импровизированной душевой, я почувствовал себя обновленным. Пока длились банные процедуры, Корней Аристархович успел вскипятить чайник, достать на стол снедь, к которой, по моему настоянию, присовокупили некоторые мои консервы, и приготовился слушать. Делая паузы на то, чтобы прожевать очередной гриб с куском консервированной ветчины или хлебнуть чаю с малиновым вареньем, я поведал доктору сперва про сказочную избу посреди леса, не забыв упомянуть ее прекрасную обитательницу.

– Кштати, – сказал я, с набитым ртом, – у меня даже есть ее фотография.

– Любопытно, – задумчиво протянул Костомаров, медленно помешивая ложкой в кружке. – Конечно, это могут быть какие-то раскольники или староверцы, или Бог их разберет кто, но вот патефон и антенна никак не вяжутся с их образом жизни. Как минимум потому, что это требует денег.

Мой рассказ продолжился описанием ночных прогулок неизвестных мне лиц, не забыв добавить про резьбу на стволе дерева. Док внимательно выслушал, задумчиво почесал бороду и молвил:

– Это действительно похоже на какое-то религиозное сборище, но к чему такая таинственность? Разве что они совершают изуверские ритуалы.

– Как-то связанные с нашими красноглазыми зверьми, – вставил я.

– Возможно-возможно, – Корней Аристархович аккуратно отхлебнул чай. – Но и здесь не все чисто. Откуда в их подземелье яркий свет? Электричество? Но откуда? Между прочим, я немного помню обитателя избы, где вы останавливались. Это на самом деле был плотник. Жил один, без семьи, ему кажется было лет тридцать. Куда и почему уехал, увы, не знаю. Многие, как я говорил, уезжали на заработки, в города, кто куда в общем. Вот так и он, стал однажды призраком. Получается, что далеко не ушел. Думаю, Игнат Никитович, староста который, может знать про него более.

Настало время поведать доктору о драматичной развязке моего приключения. Я старался казаться бесстрастным, словно это совсем меня не напугало. Костомаров снова переполошился, уважительно покивал смелости Галины Ивановны, согласился с ее характеристикой нападавшего как беглого преступника, обрадовался, что мне помогла его граната.

– Это нехорошая весть, – губы доктора мужественно сжались. – Насколько мне известно, здесь рядом нет тюрем, из чего следует что сей субъект преодолел изрядное расстояние до нас. Его разум затуманен страхом поимки, а плоть терзается жаждой пищи и тепла. Он мог даже впасть в безумие. Если за ним идет след, то могут появится военные. Признаюсь, доходили слухи, что тюремное начальство нанимает охотников, согласных брать в прицел и двуногих существ, за вознаграждение. Опасаюсь, что он засел где-то рядом и планирует вылазку в деревню. А жилых домов не так уж и много. В одном из них мы с вами как раз и находимся.

Мне тоже появление этого персонажа не предвещало ничего хорошего. Не забыл я, однако, и про Тимоху, передав Костомарову про ситуацию с парнем.

– Конечно, я не откажу им в осмотре. Будем надеяться, с юношей ничего серьезного, -заверил меня док.

Я предложил свои лекарства, запасенные мной перед отъездом. Доставая из сумки коробочку, сделал себе заметку: взять для Тимы банку сгущенного молока.

С завтраком было покончено и мы с Корнеем Аристарховичем вновь открыли российский филиал фотоателье. Работа спорилась, проявка прошла без эксцессов и спустя недолгое время на веревке, словно праздничные флажки, висели сохнущие снимки. Костомаров последовательно рассматривал каждую картонку, кивал, усмехался, но вот очередь дошла до прекрасной лесной феи.

– Неужели…, – его брови сначала поползли удивленно вверх, затем сошлись в задумчивости. – Хмм… но каким образом?

– Док, Вы ее узнали? – это и так было понятно. Я заволновался.

– Может мне кажется. Я-то видел ее всего пару раз, как только начал, точнее продолжил здесь врачевать, но лицо запомнил. Даже болезнь не скрывала его прекрасности.

Мое воспитание изо всех сил боролось с порывом попросить доктора ограничить пространственность своих изречений. Он посмотрел на меня, все такой же нахмуренный, почесал бороду и наконец изрек:

– Сия особа очень напоминает мне дочь известного вам человека – егеря, Дениса Егоровича.

Наверное, я от удивления даже открыл рот. Собственно, ничего удивительного в том, что у человека есть дочь, нет, но Зверев… Он казался эдаким отшельником, воплощением вечного лесного странника, который может в любом месте добыть себе пропитания и кров. А тут оказывается дочь, да которая живет совсем даже не в шалаше из еловых веток и одевается не в рубище. Такой контраст образа охотника и его личной жизни немного обескураживал.

– Вижу ваше удивление, друг мой. Постараюсь сейчас прояснить вам мое, – Костомаров присел на край стола. – Когда я восстановился в Чернолесье в статусе доктора, ко мне как-то зашел Зверев. Был все так же внешне неприступен, немногословен, с той поры он не особо изменился. Так вот, попросил он дочь свою осмотреть, и я не отказал. Выходит, егерь за дверь, возвращается с девочкой, худенькой, бледной, но очень красивой. Она не выглядела затравленной, была одета в чистое платье – вполне себе нормальный ребенок. Ну стесняется немного на приеме у врача, так это, скажу вам, и среди взрослых не такая уж редкость. Расспрашиваю ее, что мол у тебя, красавица, болит, что беспокоит. Рассказывает мне, что быстро устает, взгляд мутнеет, беспокоят резкие головные боли, бывают обмороки. Послушал сердцебиение – учащенное и слабое, сиречь тахикардия. Симптомы были мне знакомы – анемия, называемая еще малокровием, какой-то из ее видов. У девушек она проявляется чаще, ввиду некоторых физиологических особенностей. Лечение этого недуга дела непростое: во-первых, он бывает в разных формах и без хорошей диагностики не обойтись. Во-вторых, лечебные процедуры еще точно не обозначены. По крайне мере, не были во времена мое учебы.

– Так это болезнь крови? – осторожно вставил я и тут же поправился. – Заболевание.

Костомаров кивнул:

– Даже не столько болезнь, сколько нарушение состава. Видите ли, в нашей с вами крови есть такое элемент как гемоглобин, который отвечает за перенос и доставку кислорода к нашим органам. Его недостача ведет к плохому снабжению этих самых органов кислородом и в свою очередь к ухудшению их работы. Одним из методов борьбы – вливание донорской крови. Также я слышал, что анемия происходит от недостатка в организме железа либо же плохой его усвояемостью. Либо первое и второе вместе. К сожалению, не так уж редко это приводило людей к смерти. Один из профессоров нашего университета заверял, что поедание сырой печени животного может являться мощным средством. Углубиться в данную тему я, к сожалению, не успел… – док иронично хмыкнул и продолжил: