Неожиданно из храма вышла высокая стройная женщина лет сорока. За ней следовала стайка служанок.

— О нет! — прошептала Мина, бледнея. — Это махарани Судхана!

— Правда? — с большим интересом спросила Джорджи.

Стройная фигура махарани была закутана в темное сари из шелка цвета индиго, прошитого золотой и серебряной нитями. Все вместе создавало эффект ночного неба. На лбу драгоценной «каплей» сверкала яркая точка. Черные волосы были гладко причесаны, контрастируя с поразительно бледной кожей, мрачные глаза подведены сурьмой.

В момент ее появления в гареме воцарилась мертвенная тишина. Все прекратили свои занятия, оставив танцы и игры, и низко склонились перед махарани. Музыка смолкла. Даже дети послушно притихли.

— Черт, она увидела нас, — выдохнула Мина, когда Судхана остановилась и уставилась на них. — Боюсь, дорогие, она потребует от нас полагающегося приветствия.

— До чего же не хочется, — пробормотала Джорджи.

— Скорее! — поторопила Лакшми.

Девушки опустились на колени и поклонились, как того требовали традиции, так низко, чтобы коснуться лбом земли.

— Мина, кто эти женщины? — осведомилась Судхана, останавливаясь перед ними и, судя по всему, умиротворенная их почтительностью.

— Это мои подруги из Калькутты, — застенчиво пролепетала Мина.

— У меня не спросили разрешения на этот визит.

— Г-господин дал мне разрешение.

— Неужели тебя совсем не воспитывали? Не важно, что говорит Джохар, прежде всего ты должна была обратиться ко мне. Таков порядок.

— Д-да, ваша светлость.

Джорджи скривилась, но не подняла головы. Судя по всему, махарани вне себя от ярости.

Бедная Мина. Как ее жаль! Не хотела бы она иметь такого врага!

Наконец ей и Лакшми приказали встать. Джорджи невольно заметила исполненный злобы взгляд махарани на молодую красивую соперницу, вытеснившую ее из постели мужа. Джорджи видела, как трясется Мина, но все же она не отступила и назвала махарани имена подруг. Та изучала их с холодным интересом.

— Что ж, если так пожелал мой муж, мне остается только повиноваться, — обронила она исполненным яда голосом.

Мина медленно выдохнула, но лишь когда махарани удалилась на достаточное расстояние.

— Она всегда такая? — выпалила Лакшми, болезненно морщась.

— Это еще что! Обычно она в десять раз хуже! — пояснила Мина. — Считает себя почти что божеством только потому, что она сестра Баджи Рао!

Джорджи навострила уши.

— Такая спесивая семейка, — продолжала Мина.

— Куда она идет? — спросила Джорджи, видя, что махарани подходит к тяжелым деревянным дверям под заостренной каменной аркой.

— Возможно, в свою приемную. Никому не позволено входить в это помещение. Только евнухам-стражникам и служанкам самого высокого ранга дозволяется следовать туда за ней. Она обвиняет меня в избалованности, но Джохар позволяет ей принимать посетителей из внешнего мира на том условии, что она всегда будет оставаться за ширмой.

— Посетителей? Вроде него? — удивленно спросила Джорджи, кивнув в сторону молодого человека, только что открывшего дверь приемной и заглянувшего в гарем.

— О, что он опять здесь делает? — раздраженно фыркнула Мина.

— Кто это?

— Ее драгоценный сын. Наследник Шаху. Он будущий преемник Джохара. И, как говорят англичане, фат!

— О да. Это видно сразу, — кивнула Джорджи.

Ярко и вызывающе одетый: в узорчатые шелка и туфли с загнутыми носами, — щеголяющий огромными золотыми серьгами и белоснежным тюрбаном двадцатилетний наследник был абсолютно доволен собой. Излучая задор молодого петушка, он послал Джорджи дерзкую улыбку, и та поспешно отвела глаза, прижав пальцы к губам, чтобы не расхохотаться.

— Взгляни только, как нагло он таращится на тебя! Что за тщеславный дурак, — прошипела Мина. — Он уже взрослый и не должен приходить в гарем. Но все же является каждый день повидаться с мамашей. Хорошо еще, что не остается надолго. Ему разрешено заходить не дальше дверей приемной махарани.

— Но почему он приходит так часто?

— Они очень близки. Его, разумеется, растили в гареме, как других детей. И сейчас он никак не в силах осознать, что давно бы полагалось стать мужчиной. Так нет. Цепляется за материнские юбки, как избалованный мальчишка! Подумать только, что когда-нибудь именно он станет править Джанпуром!

Мина досадливо качнула головой.

Джорджиана все еще пыталась понять, что представляет собой Шаху, когда Лакшми вдруг сказала странным, почти безразличным тоном:

— Мина? Джиджи?

Они одновременно повернулись к ней.

— Что с тобой, дорогая? — спросила Мина.

Лакшми сидела на корточках у бассейна-лотоса. Вынув из воды цветок на длинном стебле, она рассматривала изящную чашечку.

— Я приняла решение.

— Лакшми?

Джорджи нахмурилась. Тревога сжала сердце.

— Что-то стряслось?

— О каком решении ты говоришь, дорогая?

— Я думала об этом с того момента, как ты спасла меня, Джиджи.

Лакшми смотрела на подруг большими серьезными глазами.

— Я решила выполнить все обязанности, полагающиеся вдове, которая не взошла на костер вместе с мужем.

Джорджи попыталась протестовать, но Мина сжала ее плечо. Лакшми продолжала держать цветок.

— Мне нужна ваша помощь, — тихо продолжала она.

— Конечно, мы тебе поможем, — заверила Мина, подходя к Лакшми и осторожно ее обнимая. — Не беспокойся, сестра, Если хочешь соблюдать пурдах[4], останься здесь, со мной. Будешь прислуживать мне в новом зенане. Это самая подходящая для вдовы роль. Когда-нибудь ты поможешь Мне ухаживать за моими детьми.

Джорджи потрясение наблюдала за всем этим, не зная, что и сказать.

— Да, — прошептала Лакшми. — Думаю, так будет лучше.

Она поцеловала Мину в щеку и с сожалением взглянула на Джорджи.

— Ты была ко мне добрее сестры, Джиджи, но я не принадлежу к твоему миру.

Джорджи сжала руку подруги.

— Ты сама знаешь, как поступить, — выдохнула она. — Я хочу лишь одного: чтобы ты была счастлива.

— Я не могу быть счастлива, отрекшись от своего долга, — глухо пробормотала Лакшми. — Я отказалась взойти на костер и теперь должна пожинать последствия своего выбора.

Джорджи не могла, а возможно, и отказывалась ее понять. Но Мина взглядом велела ей придержать язык. В эту часть их мира она никогда не будет допущена. И если обе видят в происходящем какой-то смысл, кто она такая, чтобы спорить?!