— Это правда, сынок, они были закадычными друзьями.

— Мама, ты помнишь «чернорубашечников» Мосли, Британскую фашистскую партию? Отец имел к этому какое-нибудь отношение?

— Боже, конечно нет. Бедняга Освальд. Он частенько приезжал сюда на выходные. В начале войны его арестовали, вменив ему в вину профашистские настроения. Смех, да и только. Он был такой джентльмен. — Ее голос постепенно стих, но потом вновь окреп. — Нам тогда пришлось нелегко. Одному только богу известно, как нам удалось добиться, чтобы ты остался учиться в Итоне. Нам всем здорово повезло, когда твой отец познакомился с мистером Сантьяго. Сколько замечательного им удалось сделать вдвоем на Сэмсон-кей! Некоторые люди считают, что сейчас это самый красивый курорт на всем Карибском море. Честное слово, с удовольствием съездила бы туда еще разок!

Она прикрыла глаза. Подойдя, Пэймер положил ее руки под одеяло.

— А теперь поспи, мама, тебе это не повредит.

Он осторожно закрыл дверь и, спустившись в библиотеку, налил себе бокал виски и сел у камина, размышляя над услышанным. Ознакомившись с содержанием дневника, он испытал сильнейшее потрясение. Просто чудо, что ему удалось сохранить самообладание перед Картером, но теперь истина очевидна. Его отец, депутат британского парламента, кадровый офицер, член кабинета министров, поддерживал связи с нацистской партией, будучи одним из тех, кто с нетерпением ждал германского вторжения в 1940 году. Судя по всему, дело зашло довольно далеко. История, в которой замешаны Мартин Борман и Сэмсон-кей, — тому свидетельство.

Взяв себя в руки, Фрэнсис Пэймер налил себе еще виски и принялся бесцельно бродить по комнате, разглядывая портреты с изображением предков. Пять столетий назад его семья принадлежала к числу древнейших родов Великобритании, а он теперь был заместителем министра и имел все основания рассчитывать на дальнейшее продвижение по службе. Но если Фергюсону удастся разыскать чемоданчик Бормана с подводной лодки номер 180, на нем можно будет ставить крест. Нет никаких оснований сомневаться в том, что имя его отца фигурирует в списке лиц, симпатизирующих нацистам, который содержится в «Голубой книге». В результате скандала его в порошок сотрут. Тогда ему придется не только распрощаться даже с призрачными надеждами занять высокопоставленный пост в правительстве, но и как минимум отказаться от мандата члена парламента. К тому же придется уйти из клубов. Он зябко передернул плечами. Для него была невыносима одна лишь мысль об этом, но что тут поделаешь?

Ответ оказался на удивление прост. Макс. Макс Сантьяго. Макс наверняка что-нибудь придумает. Поспешно вернувшись в кабинет, нашел номер телефона курорта на Сэмсон-кей, сумел дозвониться и попросил позвать к аппарату главного управляющего Карлоса Прието.

— Карлос? Это Фрэнсис Пэймер.

— Здравствуйте, сэр Фрэнсис. Какая приятная неожиданность! Чем могу быть полезен? Собираетесь вскоре нас навестить?

— Надеюсь, Карлос. Послушай, мне нужно срочно поговорить с сеньором Сантьяго. Не знаешь ли ты, где он сейчас?

— Конечно знаю. Сейчас он остановился в отеле «Риц» в Париже. Насколько я понимаю, он отправился туда по делам, но через три дня возвращается в Пуэрто-Рико.

— Храни тебя Бог, Карлос. — Никогда еще в своей жизни Пэймер не испытывал большего облегчения.

Попросив телефонистку соединить его с парижским отелем «Риц», он взглянул на часы. Половина шестого. Он с нетерпением ждал, пока в трубке не раздался голос портье из «Рица». Он немедленно попросил соединить его с Сантьяго.

— Только будь на месте, Макс, только будь на месте, — пробормотал он.

— Сантьяго у телефона, — послышался голос, говоривший по-французски. — С кем я говорю?

— Слава богу. Макс, это Фрэнсис Мне необходимо с тобой увидеться. Кое-что произошло, дело серьезное. Мне нужна твоя помощь.

— Успокойся, Фрэнсис, успокойся. Где ты находишься?

— В Хэтерли-корт.

— Ты мог бы приехать в аэропорт Гатвик в половине седьмого по вашему времени?

— Думаю, да.

— Отлично. Я позабочусь о том, чтобы там тебя ждал самолет, вылетающий чартерным рейсом. Мы сможем пообедать, и ты мне обо всем расскажешь.

В трубке раздался щелчок, и он отключился. Пэймер взял из письменного стола свой паспорт и пачку трэвел-чеков. Потом он поднялся наверх, открыл дверь в спальню матери и заглянул внутрь. Она спала. Осторожно притворив дверь, он спустился на первый этаж.

У него в кабинете зазвонил телефон. Он поспешил обратно, чтобы взять трубку. Звонил Саймон Картер.

— Вот ты, оказывается, где. Я повсюду тебя разыскиваю. Бейкер погиб. Я только что узнал об этом от Фергюсона.

— Боже мой! — отозвался Пэймер. Внезапно его осенило: не означает ли это, что тайна местонахождения подводной лодки номер 180 умерла вместе с ним?

— Разумеется, он ничего не говорил об этом Трэверсу, однако, судя по всему, завтра сюда прилетает девушка. Какая-то Дженни Грант. Фергюсон надеется, что она что-то знает. Так или иначе, я буду поддерживать с тобой контакт.

Нахмурившись, Пэймер вышел из кабинета. Из кухни в гостиную вошла служанка.

— Вы уезжаете, сэр Фрэнсис?

— Неотложные правительственные дела, Нелли. Передай матери, что я ее целую.

Отворив дверь, он вышел на улицу, сел в «порше» и уехал.

В доме Гарта Трэверса на улице Лорда Норта контр-адмирал и Фергюсон заканчивали осмотр содержимого чемоданчика Бейкера.

— Ты же не надеялся обнаружить координаты этого чертового рифа среди тряпок, не так ли? — осведомился Трэверс.

— На моем веку случались и более странные вещи, уж поверь мне на слово. — Они перешли в кабинет. Алюминиевый чемоданчик стоял на письменном столе. — Это он и есть?

— Он самый.

— Давай-ка посмотрим.

Контр-адмирал открыл чемоданчик. Фергюсон внимательно просмотрел письмо, фотографии и бегло пролистал дневник.

— Насколько я могу судить, ты перепечатал его здесь, на своем компьютере?

— Ну конечно, я тут же перевел его.

— Значит, дискета все еще в компьютере?

— Да.

— Вынь ее, вот так, хорошо, и положи в чемоданчик Это же относится ко всем другим копиям, которыми ты располагаешь.

— Послушай, Чарльз, в конце концов, после всего, что я уже сделал, ты поступаешь довольно-таки бесцеремонно. Ведь с точки зрения закона все это являлось собственностью Бейкера.

— А теперь уже не является.

Ворча, Трэверс повиновался.

— Ну, а дальше что?

— Ничего особенного. Завтра я встречусь с этой молодой особой и посмотрю, что у нее есть мне сказать.

— А потом?

— Не знаю, но, честно говоря, отныне это дело впрямую тебя уже не касается.