Не заставляя просить себя дважды, я тут же хватаю салями. Достав из мешка и нож, д’Артаньян протягивает его мне. Наконец и Хильда, отломив кусочек ковриги, торопливо впивается в него зубами. Оказывается, валькирии тоже иногда умирают с голоду.

– Вкусно, правда? И обязательно попробуйте этот напиток, обалденно вкусно, гарантирую. А я пойду поищу нашего Зигфрида и наверняка вскоре вернусь вместе с ним. À tout à l’heure![32]

Проклятие! Я заснул! В окно в скате крыши вовсю светит солнце. Рядом со мной на полу кто-то храпит – это Хильда. Как же так получилось? С трудом поднимаюсь и замечаю, что меня здорово качает. А ещё жутко болит голова. Ой!

Госпожа Урдман хихикает. Она по-прежнему сидит у себя на кровати, держа перед собой вязанье. Она что, прихватила его с собой в прошлое?

– Ну, выспался, мой мальчик?

– Ч… что стряслось? И где д’Артаньян с Зигфридом? Им же давно пора быть здесь!

– Думаю, наш французский друг дал тебе снотворное. А заодно и Брунхильде.

– Что?! Предатель! Зачем он это сделал?! – в ужасе восклицаю я. – И почему вы нас не предупредили? Или хотя бы не разбудили?!

Госпожа Урдман пристально смотрит на меня поверх очков:

– Я же не предсказательница, Генрих! Я не знала, что еда отравлена. А разбудить вас вообще не представлялось возможным. Но пульс у вас у обоих был равномерный, дышали вы тоже абсолютно нормально, поэтому я не сомневалась, что вы просто приняли сильнодействующее снотворное. Никаких поводов для беспокойства!

Никаких поводов для беспокойства?! Ну и ну! Опустившись на колени рядом с Хильдой, я трясу её за плечо.

– Хильда, просыпайся! Сейчас же!

Она перестаёт храпеть, но глаза не открывает. Я продолжаю её трясти, и она тихонько стонет.

– Хильда, ну давай же! Ты ведь крутая валькирия – проснись наконец! ХИЛЬДА! ПОДЪЁМ!

Поморгав, она открывает глаза.

– Где я? – с растерянным видом спрашивает она.

– В Париже семнадцатого века. На постоялом дворе. Миссия «Золотой кубок», припоминаешь?

Выпрямившись, она неуверенно осматривается, а затем кивает:

– Да, теперь вспомнила. Фальшивый кубок. Ай! – Она обеими руками хватается за виски. – Голова ужасно болит! Кто-то огрел меня по мозгам и в бессознательном состоянии избивал?

– Что-то вроде того. Д’Артаньян подсыпал нам снотворного и исчез, да и Зигфрид пропал, – информирую я её о состоянии дел.

– Чёрт! Это невозможно! Д’Артаньян нас отравил?! Что это значит? В этом же нет никакого смысла! – Она ненадолго замолкает. – Урд, сколько у нас времени, чтобы отыскать Зигфрида и д’Артаньяна?

Норна вытаскивает из-под вязанья лунные часы и открывает их. Тут же появляется маленькая, очень-очень круглая луна, вокруг которой парит одна полоска. Полоска эта, однако, подозрительно блёклая.

– Понятно. Когда взойдёт следующая полная луна, нужно возвращаться на велорикше в двадцать первый век. И это, к сожалению, уже через несколько часов, – сухо констатирую я. – Что бы мы сейчас ни делали, нужно торопиться. Очень торопиться! И нужен кто-то, кто бы нам помог…

– Вам обоим действительно везёт, что я такой добродушный чудак! – перед нами медведем возвышается Филипп Дюпре и так же рычит, устраивая нам нагоняй. – То есть я хочу сказать – я предоставил вам обоим работу на дворцовой кухне. Знаете, сколько детей мечтает о такой возможности? Стабильная работа, крыша над головой, да сверх того ещё и еда!

– Ну, если под едой вы понимаете водянистый суп… – пожимаю плечами я, но меня сразу же перебивают.

– Молчи, Анри! Сейчас говорю я! – ещё громче рычит Дюпре. – В общем, я за вас поручился, а вы всего раз появились на работе и на следующее утро уже смылись. Мне следовало бы отправить вас в тюрьму. Как минимум – прогнать из дворца! Вот так! А вместо этого я стою тут и выслушиваю, что вам опять нужна моя помощь. Невероятно! Я слишком добр для этого мира!

– Месье! – выпевает Хильда таким голоском, которого я никогда у неё не слышал. – Я понимаю, что вы разочарованы, но мы можем всё объяснить. И умоляем вас: пожалуйста, помогите нам! – Следует невинный взмах ресницами, способный растопить ледник.

Дюпре задумывается, а затем берёт себя в руки:

– Ладно, рассказывайте: почему вы просто исчезли? И главное: почему вы теперь снова объявились?

Я набираю в лёгкие побольше воздуха, надеясь, что сейчас мои слова прозвучат по-настоящему убедительно:

– Месье Дюпре, мы пришли в Париж не одни. Нас сопровождал наш дядя. Он тоже собирался искать работу. Вчера вечером мы договорились встретиться с ним, только поэтому и ушли отсюда. Но он в условленном месте не появился.

– Мы искали его везде, – добавляет Хильда, – но так и не можем найти. Мы ужасно беспокоимся: а вдруг с ним что-то случилось? Тогда мы останемся совсем одни на белом свете! Месье Дюпре, умоляю вас, помогите нам его найти! – Теперь Хильда даже выжимает из себя несколько слезинок. Я глубоко потрясён – какая она одарённая актриса!

Дюпре, который только что очень злился, вздохнув, всё-таки решает снисходительно улыбнуться:

– Дети, дети, почему же вместо того, чтобы ночью тайком убегать из дворца, вы мне сразу об этом не сказали?! А что касается вашего дяди – не беспокойтесь. Вероятно, он просто поддался искушениям большого города. С теми, кто приходит из деревень, такое порой случается.

– Какие ещё искушения? – допытываюсь я.

– Ну, Париж – это город прекрасных женщин. Наверняка ваш дядя именно такую и встретил. Ах, l’amour! Любовь!

Я усмехаюсь. Зигфрид действительно неравнодушен к женскому полу и почему-то твёрдо убеждён, что это взаимно. Неужели вчера, прогуливаясь вечером, он с кем-то познакомился?

Хильда шепчет мне, качая головой:

– Не-е-ет, только не это! Зигфрид, конечно, полный идиот, но я не могу представить, что он спокойно разгуливает с новой знакомой по Парижу, в то время как лунные часы тикают и может случиться, что он застрянет тут на следующие три года. Но может, д’Артаньян и его отравил, как нас, и он лежит где-нибудь без сознания. Я только до сих пор не понимаю, зачем д’Артаньян это сделал.

– Э-эм… нет, месье Дюпре, не думаю, чтобы наш дядя завёл новое знакомство. Он… э-э-э… – я ломаю голову, как убедить Дюпре, что Зигфриду угрожает опасность, – ведь он… э-э-э… только что овдовел. Он ещё очень скорбит. – Уф-ф-ф! Есть! Точно! Это веская причина не обращать внимания на женщин. У папы тоже так. После того как мама умерла, он больше не влюблялся. В общем, логика в этом есть.

Но Дюпре, однако, недоумённо морщит лоб:

– Вдовец, так-так.