Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Эйнар! — чуть слышно шепнула Бинни, и они обменялись многозначительными взглядами. Больше им не попадалось подходящих холмов. Да и почти все время они оставались в повозке. Привалы теперь сократились до минимума, останавливались вдали от проселка, в глухих местах, со всех сторон окруженных деревьями, закрывающими обзор. Вечером седьмого дня они впервые остановились на ночлег под крышей — это была старая охотничья хижина, построенная прямо посреди леса. Должно быть, владельцы редко заглядывали сюда, а может, абаданны и были здесь хозяевами. Как бы то ни было, они смело заняли хижину. Один из «братьев» с наступлением темноты куда-то увел лошадей вместе с телегой.
Спустя некоторое время он вернулся, уже один, молча протянул спутницам заплечные сумки. Из этого следовало, что дальше им предстояло двигаться пешком.
Бинош поздно спохватилась. В ее рюкзаке, как следует облегченном «серыми братьями», не оказалось баночки с волшебным порошком. Как видно, те сочли, что глиняная банка, так же как и большинство посуды, оставленной в повозке, будет замедлять своим весом движение.
Тогда от отчаяния Мирра и решила испробовать последнее пришедшее ей в голову средство.
Ночью она растолкала спящую подругу и, прижимаясь губами к ее уху, чтобы не услышали «братья» в карауле, зашептала:
— Из чего был порошок, которым ты метила дорогу?
Бинош спросонья долго не могла уразуметь, о чем речь. Наконец до нее дошло.
— А-а-а… — довольно громко проговорила она, так что пришлось изо всех сил толкнуть ее локтем в бок. Та сразу понизила голос. — Ну, он сжег кусок твоего старого платья, еще какие-то корни… Воняло немилосердно, так что я не приглядывалась…
Мирра поднялась на ноги. Она потрясла за плечо одного из «братьев» и попросила проводить ее на улицу, по нужде.
Над лесом сиял серп Ауреи, а бледное пятно Минолы уже закатилось за деревья на пути к горизонту. Значит, полночь миновала. Мирра шла среди влажного от росы кустарника. Эту ночную вылазку она задумала, чтобы получить хоть какой-нибудь материал для колдовских ритуалов. Ведь невозможно наколдовать нечто на пустом месте. Как назло, в неверном свете единственной луны колдунья не могла разглядеть ни одного знакомого растения. Только колючие прутья без конца кололи руки и ноги. Отчаявшись найти что-то действительно полезное, Мирра просто вырвала из земли пучок первой попавшейся под руки травы и зажала в кулаке. Идя назад, она вдобавок к своей досаде запуталась в здоровенной паутине и вся перепачкалась в липких нитях.
Вернувшись в хижину, Мирра уселась у едва теплящегося очага, сообщив провожатому, что замерзла в сыром лесу и желает согреться. Тот не возражал. Дождавшись, пока «серый брат» уляжется, она незаметно поднесла к огню кулак с сорванными растениями. Так и есть — ничего полезного, одна лесная вероника. Девушка бросила ее в угол очага, а сама принялась обирать с себя липкую паутину. На рукав серого платья вместе с клоком паутины прилепился и сам ее хозяин. Мирра собралась уже брезгливым щелчком сбросить паука в огонь. Но внезапно осенившая ее мысль удержала руку. Со всей осторожностью, поборов неприязнь к ползучим тварям, Мирра сняла с ткани восьминогого ткача.
— Помоги сестре-ткачихе. Отнеси мое посланье! — зашептала она зажатому в ладони паучку. — Улетай с рассветным ветром, заплети в дороге ветки, помоги моей погоне…
Подумав, Мирра выдернула из подола тонкую серую нить и привязала ее к низкой балке потолка:
— Прими начало для сети, прости, что разорила твои силки! — прошептала колдунья напоследок и поднесла паучка к свисающему краю нити. Тот, словно поняв намек, быстро-быстро заперебирал длинными ножками и вот уже скрылся в темноте под потолком.
Она еще некоторое время постояла у очага, потом прилегла рядом с подругой, натянув на себя теплый серый плащ. Натопленная с вечера хижина еще не успела остыть, да и огонь не вовсе догорел, но Мирру морозило.
Утром она проснулась совсем разбитой. Должно быть, сказывалось отсутствие привычки к длительным путешествиям. Ломило спину, болела голова и даже живот. С трудом она поднялась с жесткого пола, на котором они и их стражи спали вповалку.
Уже через час после рассвета вышли в дорогу. Мало того, что идти теперь приходилось пешком, так еще и тропа все время забирала в гору. Мирра, сначала радовавшаяся тому, что в отсутствие лошадей они существенно замедлят продвижение, теперь мечтала очутиться в тряской телеге и хоть ненадолго дать отдых ногам. Выходя в серое утро, она напоследок окинула внимательным взглядом их ночное пристанище. Ничего нового не добавилось к внешнему виду лесной хижины. Собственно, колдунья сама не знала, что могла увидеть: «Не думала же ты взаправду, что к утру хижина будет, словно кокон, оплетена паутиной! — одернула она себя. — Достаточно будет, если „запах“ заклинания достигнет Эйнара».
В полдень на привале она решила повторить свой опыт. Тот из «серых братьев», что шел впереди, прокладывая путь всеми отряду, снял на отдыхе сапоги. Длинные голенища абаданны для удобства приматывали к лодыжкам тонкими кожаными ремнями. Пройдя мимо сброшенных сапог, Мирра незаметно поменяла ремни у правого и левого сапога.
— Право-лево, лево-право, нога за ногу… — бормотала она.
Привал кончился, пленница и похитители вновь двинулись в путь. На этот раз отдых совсем не принес облегчения, с каждым шагом заплечная сума все сильнее давила на спину. При подъеме по стенке невысокого, в общем-то, оврага девушка упала. А поднимаясь, с удивлением обнаружила, что у нее пошла кровь носом, хотя падала она на бок и если чем и ударилась, то только бедром. Кровь не унималась. Пришлось сделать привал у ближайшего ручья, где Мирра долго лежала на спине с холодным компрессом на переносице. Наконец удалось остановить кровь, но идти сама пленница уже не могла. Голова кружилась и болела немилосердно. Ко всему этому прибавился кашель. «Серые братья», посовещавшись, уложили заболевшую на легкие носилки, те самые, на которых неделю назад уносили ее из Сан-Аркана. Мужчины по двое, в очередь несли носилки, Бинош досталось ташить еще одну суму. Абаданны шли быстро, но уйти далеко от той точки, откуда они вышли с утра, все не удавалось. Словно леший водил «братьев» по лесу, кружил их, заманивал делать петли. Вечером Мирра впервые за все дни путешествия услышала, как «серые» переругиваются между собой. Через минуту к ней подсела «сестра».
— Вроде они заблудились, — тихо и немного испуганно сообщила она. Колдунья только загадочно улыбнулась. Ее простенькие заклинания действовали.
— То ли еще будет! — про себя пообещала она, но тут же зашлась раздирающим легкие кашлем.
По странному стечению обстоятельств Эйнар как раз находился на городской стене возле Южных ворот, когда через них прошли четверо абаданнов с носилками на плечах. Аптекарь не разглядел в лежащем на носилках теле знакомые очертания, но взгляд его зацепился за серые приземистые фигуры в войлочных шляпах. Когда-то ученик мага частенько встречал людей, одетых подобным образом, но это было давно, очень давно. Правда, последнее время жизнь что-то уж слишком часто подбрасывала встречи из прошлого. Мысли аптекаря послушно обратились к детству и юности, прошедшим в Люцинаре. На северо-востоке, в нескольких днях пути от города, прямо из лесотундры, покрытой чахлой растительностью, вырастала стена Абрисского хребта. Бесплодная, каменистая почва и суровый климат делали здешние места почти необитаемыми, и все же на склонах гор уживалось странное и довольно многочисленное племя. Они называли себя сыновьями и дочерьми Адана и поклонялись одному богу, имя которого тщательно скрывали от чужаков. Никто в племени не знал имени своего отца или матери, ибо никто из абаданнов и не носил собственного имени. Все они были равны перед лицом своего тайного бога, а следовательно, никаких различий между ними не требовалось. Все носили серую одежду, преимущественно из войлока, и знак своей веры — овальный железный медальон с символом «погасшего солнца» (круг с лучами вовнутрь). Все подчинялись воле верховного жреца — Адана, который и руководил жизнью этой замкнутой общины, по мере необходимости сдавая ее членов «в аренду» представителям других народов.