— Ну, если вы так считаете, — вежливо усомнилась романистка. — Тем не менее, мсье Франсэ, поскольку Фарджион умер, а фильм ставит Рекс Хенуэй, вам же нет особого смысла оставаться тут?

Была ли это игра света, или на лицо Франсэ действительно легла почти незаметная тень?

— У меня есть свои причины. — Этим исчерпался его ответ.

Быть может, опасаясь, как бы не сказать чего-то, о чем ему придется пожалеть потом, он продолжал более уравновешенным тоном:

— D’ailleurs[24], этот фильм, он был проектом Фарджиона. На нем будут отпечатки его пальцев, нет? Режиссирует Хенуэй, но результат будет totalement Farjeonien[25]. А поскольку я уже почти завершил мою книгу, то добавлю съемки этой последней, увы, posthume[26]работы в качестве приложения.

— Бесспорно, похоже, — сказала Эвадна Маунт, — что юный Хенуэй кое-чему научился у своего ментора. Кадр, который мы видели нынче утром, когда герой и героиня обмениваются поцелуями сквозь маленькую девочку? Мне сказали, что он не планировался, и тем не менее все почувствовали, что блеском он не уступает указанному в сценарии. Достоин самого Фарджиона.

— Правда. Его определенно не было в сценарии, — сказал Франсэ, звучно выделив наречие.

Наступила неловкая пауза. Затем романистка, которая пустоты не терпела, пожалуй, даже больше, чем Природа, сказала, не найдя ничего более подходящего:

— Так вы французский кинокритик, не правда ли? Как забавно. У нас в стране мы видим мало французских фильмов. Да и вообще иностранных, взятых вместе.

— О нет, мадемуазель, здесь вы ошибаетесь, очень ошибаетесь. По моему опыту, вы, англичане, вы любите смотреть только иностранные фильмы.

— Что вы, мсье Франсэ! — запротестовала она. — В Лондоне показывают очень мало иностранных фильмов, главным образом в кинотеатре под названием «Академия». И это такой Божий дар для нас, поклонников Седьмого Искусства.

— Мадемуазель, я подразумевал фильмы Олливуда.

— Голливудские фильмы? Но они же американские!

— Précisément[27]. Они не британские. Значит, они иностранные фильмы, нет?

— Ну-у, да, — ответила она неуверенно. — Странно, тем не менее. Каким-то образом мы не замечаем, что они иностранные.

— А следует. Вот, как мы, — ответил француз с резкостью, которая только-только не перешла за край наглости.

Последовала еще одна неловкая пауза, прежде чем Трабшо, пока еще не произнесший ни слова, наконец заговорил.

— Я один раз смотрел французский фильм.

Франсэ уставился на него с оскорбительно неприкрытым недоверием.

— Вы? Вы смотрели французский фильм? Признаюсь, вы меня удивили.

— Пошел с несколькими моими коллегами из Ярда. После нашей традиционной встречи за обедом в ноябре.

— Вот как. И что это был за фильм?

— Боюсь, не очень чтобы. Назывался он «Дамы Булонского леса».

— А, да. Этот, он классический. Чистейший chef-d’oeuvre[28].

— Классический? Это правда? — Он переварил это сведение и повторил: — Классический? Ну и ну.

— Вы не согласны?

— Ну, мне и моим приятелям, а должен признаться, обедали мы не в сухомятку, если вы понимаете, о чем я, он показался до жути пресным.

— Пресным? Что такое «пресный»?

— Ну, мы ожидали чего-нибудь чуточку погрубее, чуточку попикантнее, ну, понимаете, ночные бабочки и все такое прочее. Конечно, тут есть своя ирония: окажись бы он таким, мы могли бы почувствовать себя обязанными позаботиться, чтобы киношку закрыли, мы же все отслужили свое в полиции. Ну, а в данных обстоятельствах мы почувствовали разве что желание потребовать свои деньги обратно.

После нескольких секунд взвешивания, не оскорбиться ли, Франсэ запрокинул голову в судорогах смеха.

— Вы, англичане! Ваше замечательное лицемерие! По-моему, мне оно нравится даже больше вашего знаменитого чувства юмора.

Не совсем понимая, как это воспринять, Эвадна повернулась к Коре.

— Ну, милочка, сегодня твой большой эпизод. Расскажи нам про него.

Кора погасила сигарету в дешевой жестяной пепельнице.

— Как я тебе уже говорила, милочка, эпизод этот будет теперь играться куда сочнее, чем предполагалось вначале. Я убедила Хенуэя, что его необходимо расширить так, чтобы пренебрегаемая жена — то есть я — более округлилась бы в психологическом смысле. Но копаться в этом незачем. Вам достаточно знать, что из-за беспардонного волочения моего мужа за Марго — роль которой играет Леолия Дрейк — я готова устроить ту еще бучу.

— Эта Леолия Дрейк… — пробормотал Трабшо с одобрением. — Она может поставить свои высокие каблучки ко мне под кровать, как только захочет. Извиняюсь, дамы, за свой французский, — сказал он Коре и Эвадне с виноватым поблескиванием в глазах, а Франсэ одарил его недоумевающим взглядом.

— Мужчины! — ехидно фыркнула Кора. — В любом возрасте вы не способны не распустить слюнки при виде пары губ сердечком и ресниц отсюда и досюда. Поберегитесь, Трабшо, не дайте малютке Леолии обдурить вас. Нежна она не больше, чем свастика. И слышали бы вы, как она распространяется о себе — ну прямо грядущая Вивьен Ли. Дуреха только-только наступила на нижнюю перекладину лестницы, и уже у нее закружилась голова.

— Какая же ты злопыхательная кошка, — проворчала Эвадна. — Ты же сама была молодой когда-то, насколько мне помнится.

— Ну, как я говорю, — продолжала Кора, не пожелав клюнуть на приманку, — я после вечера с коктейлями набрасываюсь на своего мужа, разражается жуткая ссора, и я кладу ей конец, швырнув в него фужер для шампанского.

— А это не опасно? — спросил Трабшо.

— Так это же, знаете ли, не настоящий стеклянный бокал. Сделан из какого-то там пластика. Но на большом экране его никому не отличить от взаправдашнего.

— Есть ли шанс, как по-твоему, что Хенуэй опять внесет в эпизод последнеминутную поправку?

— Так он ее уже внес.

— Да?

— Как раз утром, когда мы свертывались, он сказал мне, что придумал кое-какую мелочишку, которая добавит пикантность к ругани. Фужер для шампанского, про который я упомянула. По сценарию он пуст, понимаете. Ну а теперь, когда я поднимаю его над головой, то замечаю, что в нем еще осталась шипучка, и допиваю ее, прежде чем запустить фужер в лицо мужа. Блеск, дальше некуда, верно? То обстоятельство, что эта женщина не желает потратить даже несколько капель выдохшегося шампанского на своего неполноценного мужа, куда эффективнее десятка реплик донесет до зрителей всю глубину ее презрения к нему. Да, я правда верю, что Хенуэй может стать следующим Аластером Фарджионом.