– Да. Это маленький флакончик для благовоний.

– В общем, на этой вещи… на этом флакончике лежит некое проклятие. В свое время им владел один из высших жрецов, служивший фараону. Злой дух пытался выкрасть его. И, похоже, оба они борются за него и до сих пор. – Выражение лица сэра Джона стало менее напряженным, губы растянулись в улыбке. – Замечательная история для доверчивых иностранцев. Вернувшись в Лондон, вы сможете показывать наш флакончик друзьям и знакомым, которые соберутся, чтобы послушать ваши рассказы о путешествии в Египет, и смотреть, как они меняются в лице.

– Так значит, вы не считаете все это серьезным? – Она постучала своей сигарой о край медной пепельницы, чтобы стряхнуть пепел.

– Серьезным? – Он расхохотался. – Моя дорогая Луиза, я не могу относиться к этому серьезно. Однако если вы увидите у нас на борту жреца или, хуже того, злого духа, пожалуйста, скажите мне. Мне бы очень хотелось познакомиться с ними.

Положив листок на стол между ними, он придвинул свое кресло поближе к Луизе.

– Есть подлинные древности, которые можно приобрести, если есть нужные знакомства. Когда мы снова будем в Луксоре, я мог бы устроить, чтобы что-нибудь принесли нам прямо на корабль. Вам незачем посылать слуг на базар.

– Да я и не… – Она оборвала сама себя на полуслове, потому что вдруг ей пришло в голову: было бы не слишком мудро с ее стороны рассказывать сэру Джону, что флакончик – подарок от ее драгомана.

Сэр Джон придвинулся еще ближе.

– Я тут смотрел некоторые из ваших акварелей. – Он кивком головы указал на папку, которую она оставила на столике в углу салона. – Они очень хороши.

В салоне было невыносимо жарко. Луиза ощущала жар разгоряченного тела сэра Джона, запах его пота. Она отодвинулась от него.

– Вы очень добры, я имею в виду и вашу похвалу, и ваше предложение. Если и правда возможно устроить, чтобы что-нибудь из древностей доставили прямо на борт, я буду очень рада. Вы ведь знаете, у меня весьма немного свободных денег, но, посмотрев на эти вещи, я могла бы, по крайней мере, зарисовать их.

Он снова расхохотался.

– Отличная мысль! Я позабочусь о том, чтобы вы смогли это сделать. – Его рука вдруг накрыла ее руку, лежавшую на столе, и сжала ее. – Отличная мысль, – повторил он.

Луиза высвободила свою руку, стараясь, чтобы это вышло не слишком грубо, хотя самым большим ее желанием в этот момент было встать и удалиться от этого человека настолько, насколько это возможно.

Странный звук, донесшийся от двери, заставил обоих обернуться. Там стояла Джейн Трис, и глаза ее были устремлены на стол – туда, где за мгновение до этого их руки лежали рядом на листке бумаги, испещренном арабскими письменами.

– Леди Форрестер просила узнать, угодно ли будет миссис Шелли, чтобы я помогла ей приготовиться ко сну, – холодно, монотонно проговорила она. Ее взгляд переместился на пепельницу, в которой лежала сигара Луизы. Тонкая струйка дыма поднималась вверх, к лампе, подвешенной к одной из потолочных балок.

– Благодарю вас. – Луиза с облегчением поднялась из-за стола. – Простите, у меня сегодня был очень трудный день. – И она пошла к выходу. Ее черные юбки слегка шуршали на ходу. Она ощущала на себе взгляд сэра Джона, и от этого ощущения ее лицо снова запылало жаром, как там, в пустыне.

– Ваша записка, дорогая моя. – Взяв со стола листок, сэр Джон протянул его Луизе. – Лучше держите ее в каком-нибудь безопасном месте. Ваши внуки, несомненно, будут в восторге от этой истории.

Анна на минуту оторвалась от чтения. Лежа, она всем телом ощущала равномерное движение парохода, плывущего на юг. На страницах дневника Луиза двигалась точно тем же путем, по этой же самой реке, направляясь в Исну и Идфу. Вместе со своим флакончиком для благовоний. Флакончиком, на котором лежало проклятие и за которым охотился злой джинн. Несмотря на то что в каюте было жарко, Анну пробрала дрожь.

Она лежала, глядя вверх, на тени, отбрасываемые на потолок маленькой прикроватной лампочкой. Дневник лежал у нее на груди. Интересно, куда делся тот листок бумаги, подумала она.

Ее взгляд непроизвольно упал на небольшой туалетный столик, где она оставила свою сумку. Там было темно; она могла различить лишь силуэт зеркала. Его стекло слабо отражало отсветы лампы на потолке. Какое-то время Анна сонными глазами смотрела туда, затем вдруг нахмурилась. Действительно ли в глубине зеркала что-то шевельнулось? Анна затаила дыхание; на нее накатила волна панического страха. Какое-то мгновение она не могла вздохнуть.

Вцепившись в край покрывала прижатыми к груди руками, она закрыла глаза, стараясь успокоить дыхание. Это же все чепуха. Она просто спит, и ей снится сказка – немного страшная сказка.

Вжавшись в подушки, Анна протянула руку к выключателю. От этого движения дневник соскользнул на пол. В резком свете вспыхнувшей потолочной лампы Анна увидела, что в каюте никого нет, кроме нее самой. Ключ торчал в двери. Никто не мог войти в каюту. Ее сумка лежала на том же месте, где она оставила ее, и ее никто не трогал. Или трогал? Все еще дрожа от волнения и испуга, Анна заставила себя вытащить ноги из тонкого покрывала и, встав, подошла к туалетному столику. Сумка лежала раскрытой, и на самом виду, поверх солнечных очков, покоился флакончик. Анна осторожно взяла шарф. Завернутый в него флакончик лежал на самом дне сумки, она была уверена в этом. Теперь же шарф валялся на столике – тонкая алая полоска на темном дереве. Сдвинув брови, Анна пристально смотрела на него. По шелку было рассыпано что-то коричневое – какие-то крошки и пыль, как от старой, потемневшей от времени бумаги. Протянув руку, Анна взяла щепотку, растерла между пальцами, потом сдула на пол. Под шарфом лежала щетка для волос, которой она расчесывалась, перед тем как лечь в постель; та самая щетка, которую она вытащила из сумки последней, а сумку, застегнув, положила на туалетный столик. В этом она тоже была уверена. Она застегнула сумку, прежде чем положить ее туда.

Анна огляделась по сторонам. В каюте просто не было места для того, чтобы кто-то мог спрятаться. Просто не было! Она открыла дверь ванной, откинула занавеску, еще влажную от душа, который принимала всего лишь пару часов назад. Она посмотрела под кроватью, подергала ручку двери. Дверь заперта, здесь нет никого, подумала Анна. Никого. Да и откуда здесь кому-то взяться?

Все еще дрожа, она вернулась к кровати и наклонилась, чтобы поднять дневник. При падении он ударился корешком об пол, и корешок треснул. Забыв о шарфе, Анна грустно провела кончиком пальца по лопнувшей коже. Какой стыд. Дневник прожил долгую жизнь и на всем ее протяжении ни разу не пострадал, а теперь…

Анна уже собиралась залезть обратно в постель, когда вдруг на полу, там, куда упал дневник, заметила конверт. Подобрав его, она увидела, что полоса клейкой коричневой бумаги, которой он был прикреплен сзади к дневнику, порвалась. Толстая тисненая бумага сразу же подсказала Анне, что этот конверт, скорее всего, ровесник дневника. Перевернув его, она увидела какой-то герб: дерево, увенчанное баронской короной. Она улыбнулась. Форрестер? Может, этот конверт находился тогда на «Ибисе»? Анну охватило такое любопытство, что, забыв даже о своих страхах, она открыла его. Внутри оказался сложенный вчетверо листок тонкой бумаги. Анна тут же поняла, что это и есть тот самый листок Луизы с арабскими письменами.