Кэт старалась говорить непринужденно и игриво, но, закончив, увидела, что Герцог помрачнел. Чтобы это как-то скрасить, она сама широко улыбалась.

– Что вы об этом думаете?

– Я понял. – Герцог закрыл коробку и поставил куда-то себе за спину. – Все-таки вы пришли не с дружеским визитом.

Он тяжко, безутешно вздохнул. Кэт почувствовала, как у нее за спиной вздрогнула Мэри-Энн.

– Вы ошибаетесь, – забубнила Кэт, – Я уже давно собиралась к вам заглянуть, просто…

– Все в порядке, леди Пинкертон. Не продолжайте. Я понимаю, что не пользуюсь популярностью, а ваши визитные карточки несомненно с нетерпением ждут в других местах.

У нее перехватило дыхание от жалости.

– Простите, если невольно обидела вас.

Он только махнул рукой в ответ на извинения и выпрямился. На его лице появилось хорошо знакомое ей по балам и приемам выражение холодного высокомерия. Голос Герцога, когда он заговорил, звучал скованно, вовсе не так, как только что.

– Известно ли Маркизу о ваших планах?

Кэт хотела соврать, но решила, что не стоит.

– Нет, пока еще нет.

Он потер дрожащий подбородок.

– Я с большим почтением отношусь к вашему папеньке и не хотел бы оскорбить его, поддержав начинание, которое он не одобряет.

– Понимаю. Я собираюсь поговорить с ним в ближайшее время, но подумала, что разговор прошел бы легче, если бы у меня было на примете помещение. Чтобы лучше донести до отца мои планы.

Мэри-Энн чуть подалась вперед.

– Успех переговоров возможен лишь при условии наличия договора аренды, который обеспечит справедливую рыночную стоимость лавки, и возможность осмотреть недвижимость…

Кэт ущипнула Мэри-Энн, чтобы та перестала молоть тарабарщину, но Герцог слушал и кивал. На его лице даже показалось что-то отдаленно напоминающее улыбку.

– Ну конечно, – ответил он, – Это очень разумно.

И он бросил в рот печенье из перца. К нижней губе прилипла крошка. Не глядя на Кэт, Герцог почти допил свой чай, прежде чем снова заговорил.

– Я учту ваши пожелания относительно лавки господина Гусеницы.

У Кэтрин будто выросли крылья.

– Я так благо…

– Но я попрошу вас об ответной услуге, леди Пинкертон.

Благодарность застряла у нее в горле, рядом с остатками перца. Кэт проглотила ее, не позволив вырваться наружу. Она очень надеялась, что герцог попросит о чем-то легко исполнимом – например, о том, всю жизнь до конца дней снабжать его свежим печеньем без следов перца.

– Разумеется, – сказала она вслух. – Чем я могу быть полезна вашей светлости?

Маска уверенности снова соскользнула, и, не будь Герцог так несомненно свинообразен, Кэтрин сказала бы, что сейчас он похож на кроткого ягненка.

– Вы ведь дружите с… – волнуясь, он сглотнул, показав клыки, – с леди Дроздобород, не так ли?

Кэт смотрела на него. Дружба было не совсем точное слово для описания ее отношений с Маргарет Дроздобород, однако…

– Да. Да, конечно, мы с ней подруги… довольно близкие.

– Могу ли я надеяться… Возможно ли, чтобы … Если, конечно, я не требую слишком многого… не замолвите ли ей словечко за меня?

Кэтрин недоверчиво наклонила голову.

– Госпоже… Дроздобород?

– Вот именно. Видите ли. Я… – Герцог покраснел, а его губы расплылись в робкой улыбке. – Мне она очень нравится.

Кэтрин мигнула.

– Леди Маргарет Дроздобород?

Герцог мог бы заметить недоверие на ее лице, если бы не был так поглощен разглядыванием стены.

– Я знаю. Глупо даже думать, что я могу быть достоин такого восхитительного создания или что она когда-нибудь сможет разделить мои чувства. И все же… она… самая лакомая ягодка в варенье, правда же? И такая умная. И добродетельная. И такая невероятно… – Он просто обмирал от восторга. – … Розовая.

Герцог осмелился поднять глаза на Кэт.

Она захлопнула рот и постаралась изобразить на лице понимание и сочувствие.

Приободрившись, Герцог опять отвернулся.

– Но я не могу решиться даже заговорить с ней. Не могу представить, какого она мнения обо мне.

Кусая губы, Кэт вспоминала язвительные комментарии, которые Маргарет годами отпускала по поводу Герцога: главным образом они касались его спеси и заносчивости. Правда, Кэт и сама считала его таким, но теперь видела, как несправедливы эти упреки.

В это было трудно поверить. Кэтрин не могла вспомнить, чтобы лорд Свинорыл, закоренелый холостяк, когда-либо оказывал знаки внимания даме. Как, впрочем, не припоминала и случая, чтобы хоть один мужчина проявил интерес к несносной, непривлекательной Маргарет Дроздобород.

Но вот, пожалуйста. Голубок и горлица – и все это происходит у нее на глазах.

Кэт постаралась улыбнуться, чтобы хоть немного поддержать огорченного Герцога.

– С радостью замолвлю за вас словечко, ваша светлость.

Дни перед чаепитием у Короля тянулись мучительно. Кэтрин просто тряслась от ужаса, представляя себе, как снова окажется рядом с королем и что между ними произойдет. Ее мать тоже волновалась, хотя ждали они от этой встречи совсем разных результатов.

Напечь розовых пирожных, чтобы растопить сердце короля, казалось Кэтрин отвратительной уловкой, тем более что ей совсем не нужно было его сердце. Однако она охотно воспользовалась этим предлогом и целыми днями пропадала на кухне. Там можно было не опасаться, что ей велят заняться чем-то более полезным, например, вышивкой.

Ах, если бы только Король оказался непостоянным и ветреным. Или хорошо бы ее побег с бала так его смутил, что он никогда больше не решился бы на объяснение – или, по крайней мере, догадался объясниться не публично, а с глазу на глаз.

Хотя и при этой мысли Кэт тоже бросало в дрожь.

Несмотря на растущее беспокойство, Кэт ждала этого чаепития. Она не хотела признаваться в этом даже самой себе, и все-таки это было правдой: ей прямо-таки на месте не сиделось от нетерпения. Не из-за Короля, не из-за игр на лужайке, даже не из-за крошечных пирожков и сэндвичей.

Она предвкушала очередную встречу с придворным шутом.

Джокер больше не заглядывал в ее сны, а она умирала от желания снова его увидеть и рисовала в мечтах всевозможные варианты их свидания. Ей хотелось снова увидеть вызывающую улыбку, услышать его легкий смех, почувствовать воздушное прикосновение пальцев к волосам.

Кэт на минуту отвлеклась от своих мыслей и отложила в сторону кондитерский рожок. На противне пятнадцать лужиц миндального теста дожидались отправки в духовой шкаф, чтобы превратиться в воздушные пирожные. Щеки Кэт залил румянец, но не от жара духовки, руки дрожали – а уж это никуда не годится, когда занимаешься таким тонким делом.