Вообще-то с точки зрения коммуникации поведение спикера тоже подпадает под категорию игноранта. Ведь она могла бы кое на что закрыть глаза и не столь строго настаивать на соблюдении регламента. Она могла бы высказываться в более мягком тоне. К тому же она не дала депутату ни малейшей возможности сказать хоть слово по существу выступления.

Но мы видим, что Шмидт хорошо разбирается в искусстве игнорантов. Уже на ранней стадии она понимает замысел оппонента и не поддается искушению сделать хорошую мину при плохой игре ради сохранения мира и спокойствия («Переходите к сути дела»). Она прибегает не к самому сильному оружию — порядку ведения заседания — но использует его в полной мере. Разыгравшееся противоборство никак нельзя назвать интеллектуальным, но оно проведено чрезвычайно искусно и служит укреплению ее авторитета.

Робкий колокольчик

К сожалению, в ландтаге другой федеральной земли дела обстоят совершенно иначе. Его возглавляет Бригитта Майер, считающаяся специалистом по экономике и бюджетным вопросам, но еще не доросшая до выполнения функций спикера. Ее язык тела вызывает ассоциации скорее с секретаршей, чем со спикером парламента: сидя на виду у всех, она листает материалы заседаний, вертит в руках ручку, что-то отмечает в списках, совершает суетливые движения руками, говорит быстро и слишком тихо, постоянно улыбается. Общее впечатление: это обычный технический работник, но никак не председатель ландтага.

Когда в похожей со Шмидт ситуации депутат от АдГ Шульц 21 июля 2016 года получает слово, он вообще не удостаивает председательствующую вниманием и начинает свое выступление, обращаясь первым делом не к ней, как это принято, а сразу к депутатам: «Дорогие коллеги». И это сходит ему с рук. Но, когда Шульц в ходе выступления затрагивает тему дефицита средств на школьные нужды, он входит в такой раж, что задает аудитории вопрос: «Здесь у кого-нибудь вообще есть мозги?» И только двумя предложениями позже Майер спохватывается, робко звонит в колокольчик и еле слышно произносит: «Минуточку», но Шульц это игнорирует и продолжает свою речь. Он успевает произнести еще две фразы, и только теперь, когда в зале нарастает недовольный шум, в руке спикера снова звенит колокольчик: «Прошу тишины. А вы, господин депутат, пожалуйста, прекратите разбрасываться голословными обвинениями относительно того, у кого тут есть мозги, а у кого что…», — Майер не заканчивает фразу и откидывается на спинку стула. Остальное пусть депутат сам додумывает.

В тех случаях, когда аудитория проявляет недовольство и раздаются крики с мест, она обычно тоже тихо произносит: «Минуточку», на что, как и ожидалось, никто не обращает внимания. И уж тем более на нее не реагирует депутат от АдГ Михаэльс, который регулярно обрушивается на нее с личными нападками, на что она робко возражает: «Но позвольте…» Осознает ли она, какой пост занимает? Даже колокольчик, с помощью которого Майер пытается призвать собравшихся к порядку, она берет в руки как что-то противное, от чего желательно побыстрее избавиться.

Когда в 2018 году одна из депутатов от АдГ в ходе выступления пытается использовать случай изнасилования в своих партийных интересах и самовольно объявляет в ландтаге минуту молчания, Майер неоднократно пытается восстановить порядок с помощью еле слышных возгласов «Минуточку» (мысль о том, чтобы воспользоваться своим микрофоном, просто не приходит ей в голову), но, ничего не добившись, замолкает, позволяя депутату творить на трибуне, что ей вздумается, а сама тем временем крутит ручку в руках, перебирает бумаги, поправляет прическу. Такой язык тела отнюдь не добавляет ей авторитета.

И то, что депутат Шульц спустя пару месяцев устраивает в ландтаге безобразный скандал, становится логическим следствием всего, что было раньше. Из-за неоднократных выкриков с места его лишают права участия в заседании, но он отказывается покинуть зал, и его приходится выпроваживать с помощью полиции.

Происшедшее безусловно объясняется длительным попустительством и ложной вежливостью, которую противники все это время воспринимали как слабость. Майер создала вакуум, который Шульц и ему подобные не преминули занять, сочтя это за приглашение. То, что Майер после этого инцидента еще и поблагодарила полицейских за помощь в наведении порядка, говорит о многом.

Слепая зона

Ведущие и посредники по определению занимают доминирующие позиции в группе. Они определяют рамки допустимого и обеспечивают соблюдение стандартов коммуникации. Для многих групп это необходимо, потому что существует множество компетентных людей, которые просто не решаются высказываться в составе группы или со временем отказываются участвовать в беседах, если их постоянно перебивают. И здесь невозможно переоценить работу ведущих. Они должны ограничивать тех, кто никогда не умолкает, и возвращать в русло темы тех, кто отклоняется от нее.

Если такие ведущие не устраивают группу и им хотелось бы иметь лишь послушных технических функционеров («Предоставляй слово, а все остальное тебя не касается»), надо отстаивать свою позицию перед группой. Это касается и рабочих совещаний, и уж тем более политических дискуссий вплоть до парламентских, где необходимо защищать демократическую культуру ведения споров. Представление о том, что ведущему достаточно лишь владеть искусством аргументации на уровне High Talk, чтобы к нему прислушивались, отвечает только потребностям представителей горизонтальной системы коммуникации. Но этого явно мало, когда он сталкивается с проявлениями вертикальной культуры. Атаки на коммуникативные стандарты невозможно отбить, ведя с такими людьми исключительно содержательные дебаты и источая при этом вежливость. Здесь необходимо проявлять наступательность. Тот, кто этого не понимает, поощряет игры со спичками возле канистр с бензином.

В этом смысле решающую роль во втором туре дебатов кандидатов в президенты Хиллари Клинтон и Дональда Трампа сыграло невмешательство ведущих, когда Трамп включил свой агрессивный язык тела. Не придав этому значения, они, как нетрудно было предсказать, свели на нет все значение аргументов противоположной стороны.

А ведь речь шла о профессионалах, которые славились тем, что способны настоять на своем. Однако, похоже, эта их способность проявлялась лишь в ограниченных рамках, то есть там, где общение велось преимущественно на вербальном уровне. «Дайте мне микрофон и партнера, у которого надо взять интервью, — и я выжму из него все соки». Вот к этому они были готовы, но, как мы видим, проявили слепоту по отношению к другим формам коммуникации, которые оказались намного сильнее.

Когда один из кандидатов в президенты занимает все пространство за спиной другого кандидата и его язык тела доминирует на сцене в такой степени, что словесные высказывания приобретают уже вторичный характер, они не замечают этого, потому что их интересует только вербальная сторона дебатов. Они просто не осознают масштабов этой акции по захвату территории. В радиопередаче это не имело бы никакого значения, но перед камерами все иначе.

А потом начинается классика: два интеллектуала в роли ведущих, отлично подготовленных в вербальной сфере, не могут найти никаких средств, чтобы остановить акцию, проводимую с помощью языка тела. Возможно, они испытывали какие-то неловкие чувства от всей этой сцены, но так и не смогли понять, в чем причина, а поэтому и не смогли ничего предпринять.